Доллары и Дядя Сэм: Почему Корея отказалась работать с «Роснефтью» в Арктике

Продолжающийся санкционный «крестовый поход» на Россию вынудил Москву развернуть взор с Запада на Восток. В первую очередь речь идёт о смене вектора в торговле «нашим всем». Проще говоря, нефтью и газом. Неудивительно, что упор Россия делает на так называемых «азиатских тигров» — Китай, Японию и Южную Корею. Однако получить максимум от взаимоотношений с ними Москве снова не дают США и их европейские союзники.

Как стало известно Лайфу от источников в Минпромторге, «Роснефти» не удалось договориться с корейской государственной компанией KOGAS о совместных геологоразведочных работах на российском континентальном шельфе.

— Специалисты корейской компании приняли участие в «комнатах данных», организованных «Роснефтью» по участкам в Баренцевом, Печорском и Чёрном морях, — рассказал Лайфу близкий к ситуации источник. — После рассмотрения материалов KOGAS не высказала заинтересованности в совместном сотрудничестве по данным проектам.

Также собеседник Лайфа отметил, что «Роснефть» уже выразила готовность предложить южнокорейским партнёрам рассмотреть возможность потенциального участия в «четырёх действующих и шести ожидаемых к получению участков «Роснефти». Однако о реакции Сеула на этот вариант пока не известно.

Зачем «Роснефти» корейцы?

Компания Игоря Сечина не была бы одним из крупнейших нефтедобытчиков планеты, если бы не вела постоянную работу по наращиванию ресурсной базы. Наибольший потенциал в этом смысле имеет как раз континентальный шельф. Если говорить о юге России, то здесь «Роснефть» работает сразу на всех трёх возможных направлениях: Азовском, Каспийском и Чёрном морях.

Остановимся на последнем. Ведь именно туда «Роснефть» хотела пригласить KOGAS. Несмотря на огромный ресурсный потенциал региона, разведка участков идёт со «скрипом». Виной тому — большая глубина расположения «точек» (до 2,2 км), а также необходимость использовать специальную технику, устойчивую к воздействию морской воды с высоким содержанием сероводорода.

На континентальном шельфе морей Западной Арктики (в число которых входят как Печорское, так и Баренцево моря) «Роснефть» имеет 19 лицензионных участков. Согласно информации на официальном сайте компании, суммарные извлекаемые ресурсы оцениваются в 18,4 млрд тонн нефтяного эквивалента (по состоянию на январь 2016 года). И это без учёта ресурсов участка Гусиноземельский, оцениваемых в 356 млн тонн н.э.

Работа в северных морях также стоит недёшево. Взять, к примеру, месторождение «Победа» в граничащем с Баренцевом Карском море. Пробуренная там скважина «Универститетская» потребовала рекордных вложений на сумму более $1 млрд. Согласно изначальному плану «Роснефти» там должно было быть построено не менее 15 аналогичных платформ. Однако заданный темп пришлось ощутимо сбавить из-за наступления эпохи низких цен на нефть и западных санкций.

По причине последних о прекращении работ на всех (за исключением «Сахалина-1») совместных с «Роснефтью» проектах заявила американская ExxonMobil, руководил которой нынешний госсекретарь США Рекс Тиллерсон. Таким образом, компания Сечина лишилась не только финансовой поддержки, но и возможности использовать передовые технологии западных партнеров.

— Все шельфовые проекты «Роснефть» разрабатывала с помощью иностранцев, — отметил в разговоре с Лайфом преподаватель Финансовой академии при правительстве РФ Игорь Юшков. — Бурение в Карском море компания осуществляла с помощью норвежцев и американской ExxonMobil. Если посмотрим «Сахалин-1», то там тоже всё больше с помощью иностранцев реализуется. Всё, что касается морской добычи, в России слабо развито. «Роснефти» нужны технологии для работы на шельфе.

Эти самые технологии, судя по всему, Россия и намерена была получить за счёт сотрудничества с корейцами. По крайней мере, их можно было привлечь за деньги от кооперации с KOGAS. Однако, по мнению экспертов, большой вклад в «осторожное» отношение корейцев к проектам «Роснефти» внесло влияние на них исторических друзей из США.

— Не думаю, что именно KOGAS могла бы быть серьёзным технологическим партнёром, — говорит Лайфу гендиректор по газовым проблемам Фонда национальной энергетической безопасности Алексей Гривач. — Эта компания — импортёр газа, как крупный клиент, представитель рынка — это гарант финансирования и не более того. Если говорить про корейскую историю (переговоры KOGAS и «Роснефти». — Прим. Лайфа), то здесь корневой темой были вопросы финансирования и возможного участия корейских судостроителей в реализации проектов. Корейцы, возможно, понимали, что инвестиции без технологий — это бессмысленное дело. И, может, даже обсуждение не дошло до конкретных вещей. Без технологического партнёра тратить деньги бесполезно. Плюс, конечно, серьёзное политическое влияние США.

Такой близкий Дальний Восток

Однако помимо опасения «расстроить» своих друзей из США отказ Кореи от сотрудничества на предложенных «Роснефтью» направлениях можно мотивировать и тем, что проекты в морях Западной Арктики не слишком интересны азиатам и в экономическом плане. Одно дело географически близкий «Сахалин-1», а другое — Баренцево море. К тому же, помимо очевидных логистических проблем, необходимо принимать во внимание и слишком низкие цены на углеводороды.

— Непонятно, что могло принести корейцам сотрудничество с «Роснефтью» в северных морях, — удивляется Юшков. — Даже если мы отметаем вопрос санкций — чисто экономически вкладываться в какой-нибудь проект в Баренцевом море не слишком выгодно. Себестоимость добычи там будет высокая. Соответственно, низкая окупаемость проекта. При стоимости нефти $45–50 за баррель там просто по экономике ничего не билось. К тому же на российском шельфе превалирует газ. Для наших компаний это грустная новость, потому что нефть более маржинальный товар, чем газ.

Несмотря на это, интерес Сеула к газу (и без того значительный) в последнее время существенно вырос. Новый президент Южной Кореи Мун Чжэ Ин, избранный в мае этого года после импичмента своей предшественницы Пак Кын Хе, намекнул на возможное увеличение импорта сжиженного природного газа. В первую очередь за счёт снижения закупок гораздо менее экологичного угля.

В частности президент выступил за увеличение коэффициента загрузки газовых электростанций и смягчение импортных пошлин на СПГ. Таким образом он рассчитывает увеличить долю природного газа в структуре энергопотребления Южной Кореи с текущих 18% до 37%. Согласно исследованию Wood Mackenzie, новая политика Сеула потребует увеличения импорта сжиженного природного газа на 8 млн тонн в год уже к 2025-му. Это может поддержать слабеющий спрос на СПГ, спотовые цены на который за последнюю трёхлетку потеряли 75%.

При этом отметим, что Корея даже при нынешних оборотах является вторым после Японии импортёром СПГ. По итогам 2016 года, согласно статистике Международной группы импортёров сжиженного природного газа (IGLNG), Сеул закупил за рубежом 34,19 млн тонн СПГ. Поэтому для российских добытчиков гораздо более реалистичным вариантом является привлечение корейских партнёров к сотрудничеству по дальневосточным проектам. В пользу этого говорят и большая заинтересованность Сеула в данном направлении, и отсутствие санкционного давления, которое распространяется лишь на работу в северных морях.

— «Сахалин-1» и «Сахалин-2» не развиваются, — говорит Юшков из Финансовой академии. — «Газпром» хочет построить 3-ю очередь СПГ-завода, но у него проблемы с ресурсной базой. Он хотел скупать газ, который добывается в рамках «Сахалина-1». Но против выступили «Роснефть» и Exxon Mobil. Они хотят построить свой завод там же. Потом их потеснили с Сахалина и они перенесли проект строительства завода в Хабаровский край. Но и здесь всё в подвешенном состоянии. У них вроде и ресурсная база есть, но непонятна рентабельность нового завода. В эти проекты «Роснефть» могла бы привлечь корейцев. С «Сахалина-1» идёт отгрузка нефти в Корею, Японию и Китай. Им это очень нравится из-за короткого транспортного плеча, низких цен и высокого качества продукции.

Автор: Илья Буев

Источник: Life.Ru, 30.06.2017