Кто запустит инновации

Одна из наших любимых дискуссий — это споры о том, что первично, а что вторично: экономическая или политическая модернизация. Сторонники второго подхода уверяют, что инновации невозможны без разрушения нынешней политической системы. После чего по мановению волшебной палочки «свобода нас встретит радостно у входа», появятся и инноваторы, и инновации, а страна модернизируется в разы.

Тезис на первый взгляд довольно привлекательный. Однако выглядит все это малореалистично, если не сказать — глупо. А с чего вдруг население после политреформ само осознает преимущество инновационного пути развития? Ведь те же сторонники слома нынешней политсистемы сами уверяют, что «большинство всегда не право». Это весьма ярко проявилось, например, после выборов на Украине, когда хором заговорили о том, что «демократия хороша для богатых стран», а «бедные всегда ошибаются». Так ведь и Россия не такая уж и богатая страна, что, собственно, и является одной из составляющих государственного запроса на инновации. Скорее всего, большинство россиян будет требовать увеличения рентных платежей, номерных счетов, социального государства. Высокий уровень патерналистских настроений секретом не является. А ведь иждивенчество — прямая угроза инновациям. Потому что они заставляют человека работать, хотя ему хочется лежать на печке.

Теоретики возврата в недавнее прошлое также забывают, что, собственно, в 90-е годы, когда в РФ, по их мнению, была «подлинная демократия», и пошло полным ходом разрушение науки, деградация образования, резко сократились инвестиции в сегмент R&D. По сути, можно говорить о создании антиинновационной системы как раз в этот период времени. Причина проста — государство оптимизировало свои расходы, наука и инновации казались ненужной роскошью, люди стали искать любые способы выживания. Конечно, инновации казались чем-то из области фантастики.

Именно тогда у бизнеса и сформировалось отвращение к инновациям, которое до сих пор никак не пройдет. Действительно, зачем заниматься какими-то инновациями, если можно отжимать доставшуюся за копейки (или за участие в «демократических выборах» 1996 года) собственность или же пилить бюджеты рука об руку с бюрократией. К сожалению, с этим наследием мы вынуждены бороться до сих пор.

Итак, для нормального функционирования инновационной экономики нужно две вещи: самовоспроизводящее инноваторов общество и инвестирующий в инновации бизнес. Мы видим, что «политсистема 90-х» не дала нам ни того, ни другого. В итоге бремя запуска инновационной модели снова ложится на государство. Возможно, это не лучший вариант. Но другого пока не просматривается. Общество к инновациям не готово, оно не может понять, зачем они нужны, когда цена на нефть снова растет. Ему невдомек, что в сырьевой отрасли страны занято 1,5 млн человек — и совершенно не ясно, зачем нужны оставшиеся 140 с небольшим миллионов. Так же как не понятно, как связано снижение избирательного барьера или появление нескольких десятков новых партий с появлением инновационной энергии масс.

Государство вынуждено создавать контуры новой инновационной системы, после чего к этому предстоит подключить и общество, и бизнес. Ясно, что на этом пути довольно много рисков. Скажем, если вместо общества инноваторов мы будем искусственно отбирать приоритеты, а потом закачивать туда деньги, то не будет у нас ни инноваций, ни денег. Государство вынуждено заниматься изменением психологии людей, привитием установок на постоянные инновации. Но, как ни ужасно, демократия-то может войти в противоречие с этими задачами — опять же по той причине, что большинство населения совершенно не понимает, зачем ему нужны эти загадочные инновации.

Инновационный бизнес — это игра вдолгую. Значит, нужны гарантии стабильности инвестиций

Аналогичная история и с бизнесом. Ему также не ясно, зачем вкладывать деньги в инновации. Для изменения психологии нужно две вещи. Первая — понимание того, что рентная модель экономики близка к исчерпанию. Хотя бы потому, что советские активы уже почти отжаты. И поэтому получать с них ту же маржу невозможно. Скажем, в 2009 году более чем на четверть выросли капитальные затраты на тонну добытой нефти. Добавьте сюда растущую нагрузку на пенсионную систему, что будет заставлять государство увеличивать налоги на сырьевую промышленность. Второе — это гарантии неизменности льготных режимов вложений в инновационные отрасли.

Инновационный бизнес — это игра вдолгую. Значит, нужны гарантии стабильности инвестиций. Их и должна обеспечить политическая система. Революция стабильности явно не добавит. В этом для бизнеса гораздо логичнее система с доминирующей партией, возможно, эволюционирующая в двухпартийную. Ну не нравится кому-то «Единая Россия» — в конце концов это дело вкуса (хотя желательно, чтобы это отношение строилось на содержательных, а не вкусовых претензиях).

Малопартийная система стимулирует конкуренцию с исключением внесистемных революционных элементов. Риск демонтажа политической системы будет означать и постоянную угрозу сворачивания крупных и долгосрочных инвестиционных программ. Двухпартийность же должна гарантировать сохранность системы налоговых льгот для инновационных проектов. При этом взаимный контроль двух партий друг за другом должен будет избавить от традиционной проблемы — разворовывания государственных средств, выделяемых на инновации.

Идея искусственной многопартийности и непременного допуска нынешних маргиналов во власть означает простую вещь — мы будем наблюдать, как наше общество, с одной стороны, будет раздираться межпартийными противоречиями, а с другой — само пытаться «дозревать» до необходимости инновационного прорыва. При этом мелкие партии совершенно не будут стимулировать этот процесс — прорываясь во власть, они будут стараться побыстрее монетизировать обретенный политический капитал в ущерб модернизации страны. Понятно, что заработать такой капитал гораздо проще на популизме, чем на реальной работе. В результате мы получим всего лишь острую и красивую политическую борьбу множества пустых партий ради самой борьбы, но отнюдь не ради модернизации. По-моему, это будет печальным результатом.

Автор: Констнтин Симонов

Источник: Известия, 17.02.2010