Куда ветер дует

Готов ли мир и наша страна перейти на ВИЭ и останутся ли востребованы в будущем нефть и газ, "Российская газета" спросила у первого заместителя председателя Комитета Государственной Думы по энергетике Валерия Селезнева и первого проректора по внешним коммуникациям Финансового университета при Правительстве России, главы Фонда национальной энергетической безопасности Константина Симонова.

В прошлом году потребление нефти и газа упало впервые с 2009 года. Означает ли это начало конца или только временный спад?

Валерий Селезнев: Дальнейшие перспективы для нефти и газа более плачевные, чем пытаются представить различные аналитические агентства, отраслевые компании и ведомства заинтересованных стран. За каждым таким прогнозом стоит политика, а она не бывает честной и откровенной. Как можно говорить о росте спроса до 2035 и тем более 2050 года, когда уже сейчас процесс перехода, отказа от ископаемых источников энергии сильно ускорился. Мы уже видим в режиме реального времени сдвижку влево, как модно говорить, всех планов по "озеленению" экономики. Идет не просто борьба за это между старушкой Европой и, как иногда кажется, основными соперниками этого курса - Россией и Китаем. Происходит глобальный мировой энергетический передел. Курс на "зеленую" повестку, "зеленую" экономику взят, и он безвозвратен. Соответственно тот, кто будет производить сложные технологии для "озеленения" экономики и улучшения экологии, тот и будет в дальнейшем определять судьбы мира.

Константин Симонов: Я не совсем понимаю, каким образом человечество сможет отказаться от нефти и газа в ближайшие два десятилетия, потому что есть масса вопросов технологических и экономических, которые до сих пор не решены. Да, "зеленый" энергопереход сейчас активно продвигается, лоббируемый Евросоюзом и США. Но давайте все-таки вначале задумаемся о том, насколько возможен мир без углеводородов? Сейчас 85% мирового энергобаланса закрывают углеводороды. В развитой Европе - 75%. При этом в мире почти миллиард человек вообще не имеет доступа к электроэнергии, а 2,5 млрд готовят еду на открытом огне. В этой ситуации нам на полном серьезе говорят, что все человечество чуть ли не за 20 лет перейдет к энергии, которая пока остается очень дорогой. Я уже десять лет слышу о том, что нефть скоро никому будет не нужна, но если взять потребление за эти 10 лет, то оно выросло без 2020 года на 13%, а газа - на 25%. Спад спроса в прошлом, ковидном году брать в расчет некорректно. Это форс-мажор. Более того, он нас неожиданно погрузил в будущее без углеводородов. И оказалось, что жить без нефти и газа сложновато.

Альтернатива развитию ВИЭ какая-нибудь есть, например, чистая генерация на газе или водородная энергетика?

Валерий Селезнев: Честно говоря, на чем сидим, теми сказками и успокаиваемся. Я за то, чтобы были перспективы в энергетике у чистого угля, шикарные перспективы у водорода из природного газа. Но только не понимаю, зачем? Как энергоносители ветер и солнце бесплатны, и они будут всегда. Говорят, что невозможно обеспечить стабильность производства электроэнергии на ветре и солнце, потому что бывает темно и безветренно, но это решается созданием единой системы электроснабжения. Допустим, если Европа создаст такую систему, то будет неважно, локально в какой точке нет ветра и солнца. Электроэнергия будет доставлена оттуда, где они есть. За исключением, наверное, малых территорий, которые экономически невыгодно покрывать сетями передачи электроэнергии. И вот там есть перспектива развития или даже не развития, а место для альтернативной генерации. Я называю альтернативной традиционную ныне генерацию. Сами углеводороды вполне себе перспективны с точки зрения переработки, замещения металлов полимерами и т.д.

Константин Симонов: Я пока не вижу альтернатив как раз углеводородам. Я понимаю, что вся эта история с ВИЭ прекрасно продается, но как быть с технологиями? Нам уже больше 10 лет все более агрессивно обещают технологическую революцию, но она до конца так и не происходит. Да, технологии дешевеют, но пока генерация ВИЭ все равно дорогая. Дания абсолютный лидер по доле ВИЭ в энергобалансе и по цене электроэнергии. Ее стоимость можно по-разному упаковывать - в субсидии, в налоги, в тарифы, но она не становится от этого дешевле. Я совершенно не понимаю, как можно одновременно бороться с глобальной бедностью и предлагать более дорогую энергию, ожидая, что весь мир в эту историю обязательно впишется.

Энергопереход подразумевает громадные инвестиции, есть мнение, что он по карману только высокоразвитым странам. Откуда возьмутся эти средства?

Валерий Селезнев: Целые континенты решают высвобождать средства из-под проектов, которые содержат углеродный след, на "зеленые", экологически чистые проекты, ведущие к углеродной нейтральности. Это уже делается в Европе, на этот курс сворачивает сейчас США с Джо Байденом. На днях было заявление Европы на уровне весьма высокопоставленных политиков, что необходимо ускорять процесс энергоперехода и экстраполировать его на страны третьего мира с целью достижения глобальных результатов. Потому что естественно с точки зрения экологизации земного шара локально достичь какой-то углеродной нейтральности, снижения парниковых выбросов, допустим, в Европе или России, не получится. Деньги на это найдутся: и триллион, и три триллиона. Сейчас уже понятно, что с 2022-2023 года в ЕС будет введен транснациональный углеродный сбор. И он будет ужесточаться со временем. Только по сегодняшним оценкам ежегодно он будет забирать с нашего экспорта миллиарды долларов. И чтобы не попасть под этот каток, нужно самим активнее переходить к "зеленой" повестке.

Константин Симонов: С деньгами ситуация еще хуже, чем с технологиями. Прошлый европейский план предполагал инвестиции в ВИЭ в триллион евро. У ЕС уже сегодня долг больше 100% ВВП. Они год должны работать просто на его возвращение. Но принимается еще более радикальный план. А как это все будет финансироваться, дыра-то в балансе очевидна? И вот тут начинается самое интересное. Финансировать развитие ВИЭ хотят за счет углеводородов, то есть в том числе и России. Отсюда планы по введению углеродного сбора и прочие подобные вещи.

Инфографика "РГ"/ Антон Переплетчиков/ Сергей Тихонов

Нужно ли России активизировать развитие ВИЭ и выгодно ли это нашей стране?

Валерий Селезнев: Здесь не стоит вопрос, выгодно или нет. Если мы не будем прилагать все усилия для этого, то через 10-15 лет, и это я даю еще очень большую фору, наша энергетика окажется полностью зависима от зарубежных решений. Мы можем игнорировать "зеленую" повестку, но это не значит, что она нас не касается. К сожалению, в любом переходе нельзя сразу отбросить старое и заменить новым. Поэтому сейчас на традиционную энергетику и конечного потребителя падает часть расходов на развитие ВИЭ. Когда будет достигнут паритет между ними, можно будет принимать дальнейшие решения. И постепенно маневрировать, исключая, как это и происходит в развитых странах, неэффективные, дорогостоящие, неэкологичные виды генерации. В России на сегодняшний день в энергобалансе ВИЭ занимает около 1,5%. Сейчас мы обсуждаем программу ДПМ-2 (программа модернизации и замены старых электростанций, в том числе за счет строительства новых мощностей ВИЭ) с 2025 по 2035 год. И опять ее режем. Мы уже в это дело вложили огромные средства, но неэффективно. Сейчас до 60% этих денег уходит на обслуживание банковских кредитов.

Константин Симонов: России предлагают впрыгнуть в этот уходящий "зеленый" вагон, но у нас практически нет шансов это сделать по огромному количеству причин, да и рассматриваемся мы здесь исключительно в качестве спонсоров. У нас есть объективные сложности с возобновляемой энергией. Главная сложность - климатическая. Да, в Якутии и Бурятии огромное количество солнечных дней. Но проблема в том, что солнце падает на землю под разным углом. На экваторе коэффициент использования эффективного солнца гораздо выше, чем в Якутии, несмотря на количество солнечных дней. В России есть условия для развития ВИЭ с точки зрения локального потребления в некоторых регионах. Но мы же говорим о том, что нам нужно вписаться в энергопереход, нам нужно от углеводородного экспорта переходить к экспорту "зеленой" энергии. А это просто невозможно.

Как энергопереход может отразиться на доходах нашего бюджета, который сильно зависит от экспорта углеводородов?

Валерий Селезнев: За счет экспорта газа и нефти в различные годы бюджет получал от 40 до 50% дохода. Сейчас времена изменились, это прекрасно продемонстрировала история с "Северным потоком-2". Будет отказ Европы от традиционных источников электроэнергии. То есть будет снижение нашего экспорта угля, нефти, газа и даже падение спроса на наши атомные технологии. Будут экологические налоги. Компенсировать это получится экспортом технологий ВИЭ, их обслуживания, технологий утилизации всего, что связано с ВИЭ, и расширением внутреннего потребления того же газа. Последнее только с одним условием, что внутренние цены на газ будут через повышение компенсировать те потери, которые мы недополучим из-за снижения экспорта. Он уже падает. Замещается единственное конкурентное преимущество, которое у нас есть - наличие газа, нефти и других полезных ископаемых. Остаются люди, их мозги. И вот в этот потенциал я верю, что люди - это наша нефть. Надо экспортировать результат научных изысканий, права на них. И пускай Китай и весь остальной мир платят нам ренту за наш научный потенциал.