"Цены взлетят в разы". Эксперт объясняет, насколько дорогим и долгим будет для Европы отказ от российского газа (видео)

Несмотря на санкции, с начала войны в Украине Россия почти удвоила доходы от продажи угля, нефти и газа и заработала на этом около 62 миллиардов евро. Это данные финского Центра исследования энергии чистого воздуха. Эксперты проанализировали поставки из российских и перевалочных портов и соотнесли объем экспорта с мировыми ценами на газ и нефть. За время войны только Евросоюз заплатил России за сырье более 46 миллиардов евро. На уходящей неделе Россия прекратила поставки газа в Болгарию и Польшу, которые отказались выполнять требование Москвы и платить за топливо в рублях. Канцлер ФРГ заявил, что и Берлину нужно заранее к этому подготовиться. Но пока эмбарго на российские нефть и газ вводят лишь некоторые страны.

Ведущий аналитик Фонда национальной энергетической безопасности Игорь Юшков в интервью Настоящему Времени рассказал, что в течение последней недели специалисты перестали получать полную информацию об объемах российского экспорта. Несмотря на это, он согласен с коллегами: Россия существенно увеличила доходы от продажи энергосырья. Юшков объяснил, почему Европе будет гораздо труднее и дороже отказаться от российского газа, чем от нефти, и что будет с добывающей промышленностью внутри России.

— Сейчас уже больше недели, наверное, прошло с тех времен, когда перестала поступать точная официальная информация по поводу объемов российского экспорта, объемов добычи и всего прочего. Сейчас все стороны друг от друга закрываются, и статистики в энергетике становится крайне мало. Поэтому мы можем делать лишь оценочные суждения, сколько мы сейчас по объему экспортируем. Мы знаем, каковы примерно котировки, и ранее были еще и показатели того, на сколько России приходится давать скидку для того, чтобы реализовать свою нефть.

По газу скидок никаких нет. Здесь формула ценообразования в каждом долгосрочном контракте, поэтому более-менее все ясно. А вот в угле и нефти приходится давать скидку для того, чтобы выйти прежде всего на внешние новые рынки в Азию, потому что и в угле, и в нефти мы видим трансформацию глобальную. Мы уходим на азиатские рынки: в Индию больше поставляем, в Юго-Восточную Азию, до введения карантина было увеличение поставок даже в Китай. А те, кто поставлял нефть и уголь туда (ближневосточные производители, ЮАР – по нефти, США – по углю), – они переходят на европейский рынок. А теперь статистики мало, и мы понимаем, что частично этот переходный период, пока мы не нашли новых клиентов в Азии, приводит к тому, что сокращаются объемы экспорта. Но в каком объеме – сказать сложно. И, вероятно, меняется ситуация неделя от недели. Поэтому Россия действительно существенно увеличила доходы от нефтегаза. Даже поставки в Европу идут по более высоким ценам. Если мы берем, например, первый квартал или отдельно март и апрель, цены значительно больше, чем в предыдущем году. Это тоже факт. Вопрос в том – какие объемы мы поставляем.

Я думаю, что даже при учете сокращения объемов производства, если мы берем нынешние дни апреля, которые завершены, то все равно заработок больше, чем в прошлом году. Поэтому это факт: потребители платят больше. Но, опять же, любым другим поставщикам европейцы, американцы тоже платят больше. То есть это не исключительно увеличение платы за российское энергосырье – это в принципе потому, что любые энергоносители – и газ, и нефть, и уголь – выросли в цене, потому что дефицит.

Этот дефицит сформировался, если мы вспомним, еще со второго полугодия 2020 года. И полноценный энергокризис наметился уже в 2021 году по тому же самому газу, о котором так много разговоров. После окончания отопительного сезона, как правило, идет понижение стоимости газа – а сейчас наоборот, в 2021 году было увеличение. Все лето газ дорожал, потом осенью и зимой. И пика он достиг где-то в январе 2022 года – где-то по полторы тысячи долларов за тысячу кубов в Европе газ продавался. Сейчас немного снизился, но опять идет такая чехарда. Поэтому энергокризис сформировался не из-за специальной военной операции, не 24 февраля он образовался. Он формировался весь 2021 год. Просто сейчас политический и экономический кризисы усугубляются. И мы видим, что они доходят до конечного потребителя. Почему так остро это начинает восприниматься – потому что если раньше цены росли на оптовом рынке, то теперь они отражаются в каждой платежке за отопление, за электроэнергию у европейцев, и все видят подорожание топлива на АЗС, а не на просто неких виртуальных глобальных рынках. Потому сейчас это все усугубилось, что дошло до конечного потребителя.

— Что изменилось после отказа "Газпрома" поставлять газ в Польшу и Болгарию?

— Безусловно, тревожность выросла. Потому что речь идет о том, что чуть ли не последнее, что нас связывает с Европой, – торговля углеводородами – может завершиться, причем в ближайшее время. И почему в газе такая трагичная ситуация – потому что, в отличие от нефти и угля, здесь невозможно поменяться рынками сбыта с кем-то из других производителей, потому что газ сложно перевозить. Естественно, газопровод вы развернуть не можете, завода по сжижению газа, чтобы эти объемы отправить на азиатские рынки, у нас тоже нет. А значит, если кто-то в Европе не покупает российский газ, Россия сокращает добычу. Это значит, что на оставшийся газ становится гораздо больше претендентов. Конкуренция ужесточается, а значит, цена растет.

Поэтому когда, например, Польша отказывается от российского газа – это уже крупный покупатель. И если здесь Россия сократит добычу на те самые 10 млрд кубов в год (сколько Польша покупает), это приведет к усугублению дефицита, потому что на оставшийся газ теперь будет и Польша претендовать. Поэтому здесь в чем еще проблема для всех остальных: если хотя бы кто-то один отказывается и Россия сокращает добычу – то для всех остальных абсолютно весь оставшийся газ дорожает. Потому что он весь по стоимости привязан к котировкам на спотовых рынках. Но пока этого эффекта в долгосрочной перспективе не происходит. По крайней мере по отношению к Польше, мы видим, что она продолжила импортировать ровно столько же, и даже увеличила, сколько получала из России по контракту с "Газпромом", то есть с востока. Теперь аналогичные объемы заходят к ней с запада. Россия доставляет газ в Германию по газопроводу "Северный поток – 1", и оттуда в реверсном режиме с запада на восток часть газа перетекает в Польшу. В сутки 30 млн кубов – сейчас нынешние поставки из Германии в Польшу. Это больше, чем по долгосрочному контракту "Газпрома". Если мы в год пересчитаем, то приходит примерно по 10,5 млрд кубов, в то время как контракт с "Газпромом" вообще на 9,5 млрд кубов. По всей видимости, Польша потребляет и в текущем моменте, и еще этот газ закачивает к себе в подземное хранилище.

По Болгарии у нас данных пока нет, какой переток идет из Турции. Но, по всей видимости, то же самое: Турция будет покупать российский газ и перепродавать его в Болгарию. Поэтому пока что суммарного снижения объема поставок из России в Европу не произошло. Но здесь важно учитывать, что в случае остановки, например, поставки российского газа в Европу, Европа не только столкнется с физическим дефицитом газа, но и с тем, что весь оставшийся газ – норвежский, алжирский СПГ – будет недоступен по цене, потому что цены взлетят в разы. Потому что на одинаковые объемы будут претендовать и азиатский рынок, и европейский. Поэтому это очень болезненная тема. Недаром Евросоюз эмбарго на российский газ не касался – обсуждается в основном эмбарго на российскую нефть сейчас. А по газу Евросоюз признает, что заменить его нечем и, скорее всего, эта ситуация сохранится на протяжении нескольких лет.

— Скажите, а российские технологии и состояние предприятий позволяет в ручном режиме сокращать объемы добычи? Так, чтобы ничего не ломалось или не было утечек, как, например, на "Норильском никеле" случилось?

— Нет, это все возможно. Обычно говорили, что Россия не может маневрировать объемами добычи нефти. Но практика и 2016 года, когда первое соглашение ОПЕК+ было, и, что самое главное, 2020 года, когда было соглашение ОПЕК+ 2.0, когда действительно физически Россия довольно много сократила добычи, а потом восстановила объем производства нефти, – это показало, что Россия точно так же, как и ближневосточный производитель, может маневрировать даже с нефтью. А с газом все гораздо проще. Там технологически регулировать объем добычи легче. И "Газпром" это часто делает даже в течение года, потому что в Европе, например, зимой больше спрос, соответственно, зимой увеличивается объем добычи, чтобы увеличить экспорт, а летом он снижается. И год от года, если в Европе теплая зима и они потребляют меньше, соответственно, они меньше покупают у "Газпрома", значит, он меньше добывает. В этом плане "Газпром" маневрирует добычу регулярно. И это гораздо проще, чем в нефти.

В Норильске авария произошла не на добычном секторе, где никель добывают, а на хранилище дизеля. За ним не следили, он прохудился. Есть разные версии, почему это произошло. Но авария произошла на сопутствующем объекте, где хранился дизель, чтобы вырабатывать электроэнергию для объекта.

— А сокращение объемов может привести к массовым сокращениям персонала?

— Мы как раз проводили недавно исследование по персоналу. И действительно, ни в нефтяной отрасли, ни в газовой нет корреляции между объемами производства и численностью сотрудников. Что может быть удивительно, но тем не менее количество рабочих мест сохраняется. Тут сложно сказать, что происходит непосредственно с личным персоналом, но по крайней мере количество ставок они не сокращают никогда. Это скорее некое требование со стороны государства: чтобы не было роста безработицы, чтобы не было социального недовольства, протестных настроений и так далее.

Мы видели, что подобная ситуация была в нефтянке в ковидные времена, в 2020 году. Там тоже не было сокращений. Мы отдельно исследовали этот вопрос и пытались сравнить, будут ли сейчас сокращения. Если мы смотрим на снижение цен 2014-2015 годов на нефть, если мы смотрим на снижение объемов производства в газовой сфере – то ни у "Газпрома", ни у нефтяных компаний такого не происходило. То есть персонал работает примерно один и тот же по количеству, по крайней мере кого можно отследить. Они пытаются сохранять рабочие места именно по требованию государства с точки зрения внутренней политики.

Здесь сложно сказать, что будет, если, например, сокращение объемов добычи будет на протяжении трех-четырех лет. Тогда, наверное, какая-то оптимизация штата произойдет. Но когда такие колебания происходят, как сейчас, – что конкретно в этот месяц у вас идет сокращение объемов добычи, – то нефтяники персонал не сокращают. По опыту ковида мы видим, что даже если сокращенный объем добычи продолжается в течение года – тоже не сокращают. Если будет сокращение добычи пять лет, то, наверное, конечно, будут и сокращения персонала.

Но важно отметить, что в России не так много народу работает в нефтяной сфере. Больше работают в сопутствующих отраслях. Но непосредственно в добыче, транспортировке нефти, газа и угля работает мало. В нефтегазовом секторе работает меньше миллиона людей. В США, для примера, работают больше 10 миллионов. Поэтому в этом плане есть дикий перекос: отрасль, где работает мало людей, дает большой доход в бюджет.

— А почему такая разница?

— У них гораздо больше задействовано небольших месторождений, где нужно больше буровых, особенно в сланцевой отрасли, где надо бурить, бурить и бурить. И персонал буровых компаний как раз дает львиную долю всех сотрудников. У нас, как правило, добыча сосредоточена на крупных, больших месторождениях. Вы построили эти объекты – и они дают вам добычу. То есть вам что-то новое бурить надо в меньших гораздо объемах, чем в Соединенных Штатах. Поэтому такой перекос.

Автор: Ксения Соколянская

Источник: Настоящее Время, 29.04.2022