Константин Симонов: «У власти остается иллюзия сверхкомпетентности»

Минэнерго РФ должно предоставить Энергостратегию до 2050 года в конце 2024 года. Пока цифры и концепция документа не анонсированы. Какие основные идеи должны быть заложены в программу развития ТЭК? НЕФТЕГАЗОВАЯ ВЕРТИКАЛЬ побеседовала с Константином СИМОНОВЫМ, директором Фонда национальной энергетической безопасности.

НГВ: Что Вы думаете об исследовании «Три сценария энергоперехода», которое сделало РЭА Минэнерго РФ? Согласны ли с выводами? И опирается ли на эти данные власть, формирующая Энергостратегию до 50-го года?

К. Симонов: Ключевые вопросы, которые мы должны задать, прочитав это исследование, это какой у него статус и для чего был выполнен этот прогноз. Надеюсь, не только из любви к науке?! Вот сейчас началось обсуждение Энергетической стратегии до 2050-го года. Те прогнозы, которые мы видим в сценариях РЭА, и те цифры, которые сегодня есть в рабочей версии Энергостратегии до 50-го года, не совсем бьются. Подготовка этих документов была синхронизирована? Ну ведь должен же был взгляд на будущее мировой энергетики РЭА лечь в основу Энергостратегии? Должен. Но после чтения сомнения остаются. Новый министр энергетики Сергей Цивилев продекларировал, что Энергостратегия будет зонтичным документом, а дальше в рамках этого документа будут развиваться отдельные дополнительные стратегические документы.

Это логично. Но было бы интересно узнать, вот те базовые цифры, которые мы видим в проекте Энергостратегии: уровень добычи, уровень переработки, уровень потребления, уровень экспорта – они откуда берутся? По идее, их надо брать из прогноза РЭА. А теперь возьмем для примера уголь. Ну вот я читал вашу статью («Обыкновенное чудо Энергоперехода», опубликовано в НГВ №5, 2024 г. – прим. ред.), где вы, читая сценарии РЭА, увидели, что роль угля в мировой энергетике начинает стремиться к нулю. А если вы прочтете рабочую версию Энергостратегии, вам по-другому может показаться.

На самом деле, нельзя относится к прогнозам просто как к попытке ученых заглянуть в будущее. Реальная роль прогнозов сегодня радикально иная. Вы, кстати, абсолютно правильно написали в своей статье, в конце, что все прогнозы являются отражением взгляда на мир самих авторов. Именно так. Сегодня любой публично обсуждаемый сценарий является не попыткой научного, честного прогнозирования того, какой будет мировая энергетика в 50-м или каком-то другом году. Это попытка убедить читателя в том, что именно эта версия будущего мировой энергетики самая верная и оправданная.

На самом деле, будущее создается, а не угадывается. И если вы поверите в какую-то картину будущего, вы это будущее будете приближать. И поэтому прогнозы МЭА – одна история, а прогнозы ОПЕК – другая история. Потому что МЭА лоббирует мир ВИЭ, а ОПЕК продает нефть и пытается убедить всех, что у нефти есть будущее. И правильно делает. Каждый пытается убедить, что его картина мира самая верная. Убедить инвесторов, например. Они сидят и думают, а куда вкладывать деньги? В зеленую энергетику, в газовую, в нефтянку? Если они поверят в будущее углеводородов, соответственно, они будут инвестировать в них и это будущее приближать. Российская Энергостратегия и сценарии РЭА тоже должны исходить из выгодной именно нам картины энергетического будущего. Ее продвигать и пропагандировать, убеждать в ее правоте.

Я, кстати, за 20 лет в «Нефтегазовой вертикали» написал уже не одну статью про Энергостратегию. И один из вопросов, который я всегда задавал, заключался в том, а для чего пишется Энергетическая стратегия? Дело в том, первые стратегии исходили из ресурсно-экономического анализа. И посыл был такой: а давайте посчитаем, сколько могла бы добыть страна всех видов энергоносителей при оптимальном стечении обстоятельств? Это было такое интеллектуальное упражнение. Там вообще не было данных о прогнозе мирового спроса, никакого маркетингового подхода. Но ведь ключевой вопрос – зачем нам столько добывать? Сможем ли мы эти энергоносители продать?

Сегодня мы понимаем, что влияние рынка на текст Энергостратегии есть. Это прогресс. Осталось понять, из какой картины будущего исходят авторы Энергостратегии? Точнее, воспринимают ли они это будущее пассивно или же верят в то, что способны сами его создать? Тогда надо было рисовать не абстрактную «объективную» картину этого самого будущего (которой просто нет), а то энергетическое будущее, которое выгодно нашей стране. А потом уже думать, как его достичь.

Вот и возникает вопрос – а какое будущее лежит в основе прогнозов РЭА? И выгодно ли оно нам? Я с удивлением прочитал у вас мнение Игоря Башмаков (в статье «Обыкновенное чудо энергоперехода» – прим. ред.), который критикует сценарии РЭА за то, что там мало внимания уделяется зеленой энергетике в этой Стратегии. Вы, кстати, так же считаете. А мне вот так не показалось. Я вижу, что там очень драматичное будущее предрекается углеводородам и особенно нефти. Возникает вопрос: а почему это делается? Мы что, тоже верим в прогнозы «пик ойл» и «конца нефти»? Да ведь это же как раз и есть самосбывающийся прогноз, который влияет на саму ситуацию и сам выступает в качестве инструмента воздействия на реальность! И если вы с Башмаковым считаете, что там мало внимания уделяется зеленой энергетике, то я как энергетический консерватор считаю, что там довольно пессимистично описано будущее углеводородов, особенно нефти.

Я не поленился, взял сценарий РЭА и взял прогноз Energy Information Administration, то есть Минэнерго США. И сравнил. Так вот, Минэнерго Соединенных Штатов в нефть верит, а Российское энергетическое агентство нет. Возьмите цифры. Самый оптимистичный прогноз по мировому потреблению нефти в мире в 2050 году EIA более чем на 20 млн баррелей в сутки больше чем самый оптимистичный к нефти прогноз РЭА. Извините, но это примерно 20% от текущего потребления! Почему не мы, а американцы больше всех верят в нефть? Поэтому я лично вижу, что прогнозы РЭА ориентированы на модную, не выгодную нам зеленую повестку. Я внимательно слушал презентацию прогнозов РЭА, которую делал Дребенцов. (советник Руководителя РЭА Минэнерго – прим. ред.). Он, собственно, этого и не скрывает. Впрочем, тут удивляться не приходится – человек пришел в РЭА из ВР, которая просила расшифровывать себя Beyond Petroleum, добавляла зеленый цвет в логотип и рассказывала, как ВИЭ завоют мир. Правда, несмотря на санкции, ВР остается акционером вполне себе нефтяной «Роснефти». Впрочем, это уже другая история.

Вернусь к мысли, что у нас в стране очень странный подход к углеводородам. Вроде как нам нужно думать, как продлить их жизнь на международном рынке, а мы их топим в прогнозе. Когда увидите цифры Энергостратегии по нефти, я думаю, они вас тоже сильно удивят. Мы словно загипнотизированы Мировым энергетическим агентством. Даже если судить по названиям этих сценариев. Они фактически не названы, а переведены с английского: «чистый ноль», «как встарь». Кстати перевод business as usual – «как встарь» очень показателен, то есть сценарий условно углеводородный, но перевод подобрали такой, что от него сразу веет архаикой, заплесневелой стариной. Название выдает подходы авторов – ой, ну это архаика неинтересная. Не надо по этому пути идти. А вот я лично думаю противоположным образом. России выгодно продлить эпоху углеводородов. Вот это наша стратегическая задача. И, соответственно, все наши прогнозные документы должны быть нацелены на это. А мы их топим.

Возобновляемая энергетика не может служить для России источником валютной выручки. И поэтому я не понимаю, почему мы должны копировать Европу. У нас другая структура запасов, у нас другая структура энергетики. Мы не можем вписываться в их картины мира.

Это принципиальный вопрос, это принципиальный спор.

И в этом плане еще раз повторю, если лоббисты возобновляемой энергетики видят в сценариях РЭА недостаточное внимание к ВИЭ, то я лично вижу недостаточное внимание к углеводородам, и прежде всего к нефти.

И задаю вопрос – почему Россия, которая так жестко борется за место на мировом нефтяном рынке, этот товар в своих прогнозах пытается похоронить, а Соединенные Штаты, которые нас выкидывают с этого рынка, гораздо оптимистичнее оценивают перспективы нефти?

НГВ: Моя позиция по отношению к ВИЭ – это не призыв переходить на ВИЭ, а сожаление о минимальном внимании к технологиям. И в этом ключе в статье «Обыкновенное чудо энергоперехода» я об этом и рассуждаю, что России необходимо развивать технологии, несмотря на то, что нефть и газ являются для нас базовыми компонентами. Что вы думаете о развитии рынка водорода в России? Нужно ли нам это? Достаточно ли нам развивать водородные технологии и сможем ли мы это делать без масштабирования производства?

К. Симонов: Зачем нам нужен водород? Вот на пальцах объясните мне. Давайте коротко пробежимся по теме водорода, откуда он взялся. Европейский Союз, который являлся и является импортером энергоносителей, углеводородов, давным-давно задумался, что ему делать в этой ситуации. Он и стал разгонять тему возобновляемой энергетики, но сразу возник вопрос, как бы попытаться на этом заработать. Тогда он, в общем-то, правильную стратегическую идею для себя выбрал. Но именно для себя, не для нас. А давайте мы эту модель распространим на весь мир и заставим всех потреблять возобновляемую энергию, а сами будем производить технологии и продавать их. И так мы из импортера углеводородов превратимся в экспортера зеленых технологий. Гениальная идея.

Дальше, соответственно, начали стряпать соответствующие прогнозы. Ну, естественно, возникла демонизация углеводородов и тема климата, которую начали продвигать из всех утюгов. Ну тут, собственно, все понятно. Зачем это нужно было? Для того, чтобы убедить все человечество, что нужно переходить на новый тип энергии, а не то мы все помрем от потепления. Все, сказано – сделано. Но дальше возникли очевидные технические сложности. Например, одна из них – это вопрос хранения энергии. Мы знаем, что до сих пор, несмотря на все обещания, проблема промышленного хранения электричества не решена. Отсюда, кстати, и тема отрицательной цены на зеленую энергию, которую очень любят лоббисты ВИЭ. И которая производит впечатление на читателей, которые мало понимают в энергетике. Но когда они видят, что в Европе отрицательная цена на энергию, они выпучивают глаза и говорят: ну ничего себе, оказывается, электричество уже бесплатное. Давайте и у нас так будет! Не понимая, на самом деле, что это не плюс, а минус, потому что это означает, что электроэнергию как товар не могут хранить. И не могут правильно спрогнозировать объем генерации. И вынуждены поэтому держать резерв мощности, живя по принципу «то пусто, то густо».

Тут и возникла тема водорода. Водород – это не что иное, как попытка хранить зеленую энергию. Отсюда и цветная дифференциация водорода. Опять же Европа начала этот хайп про водород. И мы, как попугаи, стали про водород повторять. Увы, мы всегда следуем в фарватере чужих идей. Собственно, что по возобновлялке, что по водороду, ну как так, весь мир говорит про водород, а мы что ли рыжие, мы тоже говорим про водород. И начинается. У нас приняты даже стратегические документы, дорожная карта. Я совершенно не против, чтобы у нас развивалась водородная отрасль, только можно не на бюджетные деньги это делать? Вот ищите венчурных инвесторов и развивайте.

В этом году на Сахалине открыли полигон. И как там дела? Кстати, посмотрите цифры. У нас уже в 2024 году был записан экспорт водорода. Там же четкая цифра была экспорта по водороду в 2024 году. Вот сейчас конец 2024 года, где экспорт водорода, покажите мне его. И кто ответит за то, что планы государства не реализуются? Конечно, объяснения найдутся – санкции, СВО. А может, лучше вначале было спросить себя, зачем нам нужно увлекаться водородом?

Кстати, и в мире, обратите внимание, постепенно весь этот пафос водорода начал сдуваться, все наелись потихоньку, ну потому что тоже понятно, что если вы храните электричество в водороде, то у вас цена растет, потом вы конвертируете опять водород в электричество, у вас экономика сразу рушится. Я не буду сейчас вдаваться в огромное количество других технических проблем водорода, но тем не менее, если пять лет назад все говорили про водород, то теперь даже в Европе уже говорят про водород очень аккуратно. А у нас есть огромное количество других масштабных инновационных задач в отрасли и без водорода.

НГВ: Так все-таки на каких технологиях в ТЭК нужно фокусироваться?

К. Симонов: Как нам нужно поступить? Сначала нарисовать нужную нам картину энергетического будущего с точки зрения товаров, которые нам выгодно производить и продавать. Да, можете считать меня ретроградом, но я считаю, что потенциал продаж наших углеводородов далеко не исчерпан. И, собственно, нас поэтому пытаются с рынка углеводородов выкинуть те же Соединенные Штаты, а себя там оставить.

Ну, хрестоматийные примеры. Посмотрите, насколько в США выросла добыча нефти за последние годы и что у нас происходит. А нам альтернативную концепцию предлагают: да забудьте вы про эти углеводороды, это прошлое человечества. Вот есть новая энергетика, она высокотехнологичная. Вот и занимайтесь ВИЭ и водородом. А проклятые нефть и газ, так уж быть, мы за вас добудем и продадим. Посмотрите, какой объем уже строящихся СПГ-мощностей в Северной Америке. Так что нам надо для себя четко сформулировать, что мы хотим сохранить своё место на мировом рынке нефти и газа. И бороться за него.

Дальше. Согласен, что нужно подумать о внутреннем рынке. Мы об этом рынке внутреннем давно говорим. Какие энергоносители нужны для развития экономики? Зафиксировали. Получили экспортную нишу и потенциал рынка внутреннего. И так мы получили прогнозную цифру, сколько нефти и газа мы можем реализовать. И вот только после это спрашиваем себя – а что нужно, чтобы их добыть? С ресурсами есть проблемы? Есть. Что, в геологии нет современных технологий? Да их выше крыши.

Дальше смотрим upstream, у нас все нормально с точки зрения тех же там ТРИЗ? С ГРП-флотами, с наклонным бурением, с математикой пластов? То есть мы все эти вопросы закрываем? Увы, нет, конечно. Вот и думаем, как эти дыры закрыть. Вы посчитали, что нефть будет востребована в таких-то количествах. Вы смотрите, сколько вы нефти можете произвести. Смотрите на запасы, смотрите на технологии, которых вам не хватает, в добыче, в прочих вещах. И начинаете эти технологии докручивать.

Вот наши ВИНКи из-за санкций вынуждены были покупать нефтяные танкеры, пылесосить рынок. Сейчас с газовозами такая же история. А если бы мы 20 лет назад для себя решили, что углеводороды по-прежнему будут востребованы, а не кричали на каждом углу про нефтяное проклятье, про то, что нефть – это сахарный диабет для экономики и подобный бред, может, тогда бы не убили нефтегазовое судостроение у себя в стране?! И не пришлось бы лихорадочно строить верфь «Звезда»? И мы могли бы сами, без импорта строить танкеры нефтяные и газовозы ARC7. И если бы была национальная задача создать свою технологию крупнотоннажного производства СПГ – она бы тоже у нас была. И санкции не поставили бы в тупик. Сколько бы страна на этом заработала?

Вот это и есть стратегический подход.

А помимо технологий надо решить и другие вопросы. Например, налоговый. Это тоже задача стратегии. Нужны налоговые решения, чтобы помочь нефтегазовой промышленности добыть целевые значения углеводородов. Не субсидировать их, как в случае с ВИЭ, а решить вопрос с налоговыми изъятиями по новым и высокотехнологичным проектам. Я вот читаю свежие «Основные направления бюджетной, налоговой и таможенно-тарифной политики», подготовленные Минфином вместе с бюджетом на 2025 год. Читаю анализ применения НДД. Это очень ярко характеризует отношение государства сегодня к отрасли. Минфин пишет, вот мы провели анализ по четырем группам применения НДД. Мы видим, что в трех группах налогов собирается меньше, чем при традиционной схеме налогообложения. Значит, режим НДД нуждается в изменении. И только в одной группе, как считает Минфин, выпадающих доходов нет, значит, продолжаем применять. – Подождите, так НДД придумали не для того, чтобы налогов больше собирать сейчас, НДД придумали для того, чтобы стимулировать производство нефти. И чтобы потом на растущем объеме добычи собрать уже больше денег в бюджет.

НГВ: Какие же перспективы у углеводородов в будущем? И что может быть заложено в связи с этим в Энергетической стратегии?

К. Симонов: Скорее всего в ближайшее время в мире произойдет раскол на два принципиально разных блока с точки зрения отношений к энергетической политике. Я давно эту мысль высказываю – и я не одинок. Вот прочитал прогноз Института энергетики РАН, где у них как раз описывается такой вариант – сценарий раскол. Могут быть две принципиально разные картины с точки зрения энергетического будущего:

• один сценарий – это ускоренный энергопереход, агрессивная борьба с углеводородами, вытеснение угля, нефти и даже газа. Понятно, кто этот подход представляет.

• второй сценарий – это акцент на борьбе с энергетической бедностью и прагматичное отношение к углеводородам. Индия – яркий пример такого подхода. Европа сделала ставку на борьбу с углеводородами, и по политическим причинам этот курс ускоряется, нам пришлось направить нефть в Индию, но к этому были все предпосылки, мы просто не решались это сделать, а тут не было бы счастья, да несчастье помогло, соответственно, нефть ушла в Азию практически полностью. В Азии находится основной центр потребления углеводородов. Главная задача сегодня – сформировать правила игры по торговле нефтью в Азии. Ценообразование, трейдинг, логистика. Эти вопросы надо решать.

Но есть сюжет, который от внешней конъюнктуры вообще не зависит. Это внутренний рынок. Вот тут мы вообще что хотим, то и делаем. Давайте только определимся, чего мы хотим. В моем понимании, мы хотим дать нашей экономике и населению дешевые энергоносители, используя их как конкурентное преимущество. Не забыв при этом экологию. Вот мы еще в 2019 году выпустили доклад по реформе газового рынка – «Тактика малых дел». Там все написано. Цифры там старые, ну а выводы абсолютно актуальны. Мы там написали – в изменениях нужно исходить из интересов потребителей. И думать о том, как расширить потребление газа внутри страны.

НГВ: Что Вы думаете об экспертизе и аналитике, которую используют органы власти для формирования стратегических документов?

К. Симонов: У российской власти все же пренебрежительное отношение к экспертизе. Это, к сожалению, не является секретом. Она исходит из постулата о собственной сверхкомпетентности. А с развитием цифровизации у нашей бюрократии возникла иллюзия прямого потребления объективных данных вообще без участия экспертного сообщества. Правда, у нас даже цена на Urals для расчета налогов определяется официально на основе данных британского агентства Argus. Еще раз – мы свою собственную цену считаем по индексу международного агентства. Это главный парадокс нынешнего времени, когда мы все говорим про суверенитет, борьбу с Западом, но при этом у нас даже элементарные бюджетные показатели высчитываются на основе цифр западных ценовых агентств. Мы думаем об импортозамещении везде, кроме экспертизы и консалтинга. Не понимая, что идеи первичнее железок.

Источник: Нефтегазовая вертикаль, № 11, 2024