Кредиты дороже технологий

Восемь лет назад, 12 апреля 2013 года, для России начался новый санкционно-политический период. Именно в этот день был опубликован «список Магнитского». А дальше различного рода санкционные ограничения увеличивались год от года. Российский ТЭК одним из первых попал под этот санкционный вал. Причем, судя по недавним заявлениям европейских политиков, нападки на энергетические проекты нашей страны продолжатся. Для того чтобы разобраться, как финансовые и политические запреты повлияли на российские нефтегазовые компании, «НиК» поговорил с нефтегазовыми экспертами и политологами и составил свой рейтинг санкционных ограничений.

Мы опросили экспертов и выяснили их мнение по поводу того, какие именно санкции наиболее существенно повлияли на российский нефтегаз.

Судя по получившемуся рейтингу, большинство экспертов были единогласны только в том, что персональные санкции никак не повлияли на работу российской нефтегазовой отрасли: их значимость для отрасли не упомянул ни один эксперт.

А вот мнения относительно того, какие ограничения — финансовые или технологические — стали наиболее существенными для российских нефтегазовых компаний, разделились практически поровну. Но все же перевес оказался на стороне подорожавших кредитов.

Аналитик Фонда национальной энергетической безопасности, эксперт Финансового университета при Правительстве РФ Игорь Юшков заметил, что самым проблемным для отрасли был запрет на кредитование. «Пришлось искать альтернативные рынки не в ЕС и не в США, хотя именно в этих частях света этот рынок наиболее ликвидный и можно брать кредиты под меньший процент. Еще в 2014 году вышло интервью главы ЛУКОЙЛа Вагита Алекперова, который заявил, что китайские кредиты самые дорогие в мире и компания никогда не будет ими пользоваться. После введения санкций Китай сразу решил заработать на России. Для российских компаний это стало большой проблемой. Они постепенно настроились, но определенный шок в 2014–2016 годах у них был. До сих пор определенные проблемы есть. Например, НОВАТЭК с трудом набирает кредитное финансирование для „Арктик СПГ-2“. И „Ямал СПГ“ частично деньги брал из ФНБ», — заявил эксперт.

Руководитель информационно-аналитического центра «Альпари» Александр Разуваев указал на то, что из-за финансовых санкций компаниям было сложно заниматься рефинансированием долгов, поскольку они были в валюте, хотя ни одна российская компания не оказалась в состоянии дефолта.

Директор Фонда энергетического развития Сергей Пикин также согласен с тем, что финансовые санкции оказали самое серьезное воздействие на отрасль.

«Западные компании, которые отказались от проектов в России, сделали это в первую очередь из-за страха финансовых санкций. Именно финансовые санкции смогли ударить молотом по голове российскому медведю — точечные технологические ограничения ему незаметны», — подчеркнул эксперт. При этом он напомнил, что самое серьезное воздействие на отрасль оказывает именно снижение цен на нефть.

Гендиректор «НААНС-МЕДИА», доцент кафедры международной коммерции РАНХиГС Тамара Сафонова напомнила, что санкционное давление на Россию оказало в 2014–2020 годах непосредственное влияние на экономические отношения российских и иностранных компаний в нефтегазовом секторе, результатами которого стали замораживание проектов по добыче трудноизвлекаемой нефти в России, сокращение инвестиций компаний Европы и США в нефтегазовый сектор российской экономики, экспансия в топливно-энергетический сектор РФ азиатских инвесторов, особенно из Китая и Индии.

Впрочем, некоторые эксперты считают, что финансовые сложности не оказали серьезного влияния на отрасль — более того, даже в чем-то помогли. В частности, главный директор по энергетическому направлению Института энергетики и финансов Алексей Громов указал, что финансовый пакет санкций российские компании смогли успешно преодолеть, им даже удалось здорово реструктурировать корпоративную задолженность. «Более того, часть денег, которые привлекали наши нефтегазовые компании на зарубежных рынках, мы стали привлекать на российском рынке. Тем самым укрепили российскую банковскую систему. Поэтому финансовые санкции оказали в какой-то степени оздоравливающий эффект на российскую экономику. Нефтянка была перегружена задолженностями перед иностранными банками. И мы научились привлекать деньги под приемлемые проценты на внутреннем рынке», — пояснил эксперт.

Старший аналитик Rystad Energy Дарья Мельник считает, что благодаря поддержке государства финансовые санкции почти не коснулись некоторых компаний: «Яркий тому пример — НОВАТЭК, развивающий стратегические для России проекты СПГ. Государство выделило средства на строительство порта Сабетта для транспортировки газа с «Ямала СПГ». Также оно намерено помогать и проекту «Арктик СПГ-2», финансируя на безвозмездной основе обустройство терминала «Утренний».

Аналитик нефтегазового сектора компании «Атон» Анна Бутко напомнила, что российские проекты находят значительный интерес у инвесторов, а недостаток западного финансирования часто могут компенсировать компании из Азии (хорошим примером могут служить проекты НОВАТЭКа).

В то же время она отметила, что хотя компании смогли постепенно приспособиться и развивать импортозамещение, весомое влияние на сектор оказали именно технологические санкции, замедлив и усложнив реализацию проектов, в том числе трудноизвлекаемых запасов, а также освоение шельфа.

Алексей Громов также предположил, что наибольшее влияние на отрасль имели технологические санкции: «В ситуации с освоением ТРИЗ, выходом на шельф работа с зарубежными партнерами как минимум удешевляет проект и ускоряет время его реализации. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. Когда мы используем лучшие наработки наших зарубежных партнеров, это реально ускоряет процесс и делает его дешевле. Сейчас мы вынуждены делать все сами, а это и дополнительные затраты, и время».

Дарья Мельник заметила, что в 2014 году США наложили запрет на импорт в Россию оборудования для глубоководной и сланцевой добычи, в результате чего ряд совместных предприятий, где одной из сторон выступали иностранные партнеры, развалились.

«Например, ExxonMobil и „Роснефть“ имели 10 СП, и все они были закрыты из-за санкций. Особенно сильно санкции ударили по морским проектам. В частности, была приостановлена дальнейшая работа в Карском море, где „Роснефть“ и Exxon совместно пробурили скважину Университетская-1. Партнерство с другими иностранными компаниями (BP, Eni, Equinor и др.) также не состоялось, хотя было в планах. Санкции помешали совместному освоению других участков „Роснефти“ на шельфе Арктики, включая Восточно-Приновоземельские 1, 2, 3. „Роснефти“ потребовалось 5 лет, чтобы самостоятельно начать осваивать эти участки, в результате в конце 2020 года на участках 1 и 2 были открыты месторождения им. Жукова и Рокоссовского», — рассказала эксперт.

По ее словам, оценить последствия запрета на экспорт сланцевых технологий сложнее, поскольку перспективы применения американских технологий в российских реалиях были неясны: «Геология баженовской свиты отличается от геологии американских сланцев, а значит, использовать сланцевые технологии без их адаптации к нашим условиям невозможно. Тем не менее введение санкций привело к закрытию ряда СП с иностранными компаниями („Роснефть“ и Equinor, „Роснефть“ и ВР, „Газпром нефть“ и Shell, ЛУКОЙЛ и Total)».

Однако, по мнению Игоря Юшкова, запреты на участие западных компаний в российских шельфовых проектах — это очень распиаренная история. «Даже при отсутствии санкций, запрещающих поставки оборудования и технологий, у нас бы все равно ничего не было. Себестоимость этой нефти очень высокая, в том числе и с западными технологиями, это все было бы до сих пор нерентабельно и вряд ли бы сейчас запускалось. Пострадали ТРИЗы, то есть запрет на работу на баженовской свите, но не факт, что там сейчас бы шла добыча. Правда, возможно, Россия бы уже получила технологии, которые бы позволяли рентабельно добывать нефть в баженовской свите», — предположил эксперт. Он уверен, что для шельфа и ТРИЗ главным является падение стоимости нефти:

«При $60–70 за баррель никакой рентабельной добычи в Карском море с помощью удаленных платформ мы пока не увидим».

Александр Разуваев отметил, что технологические санкции не стали критичными для отрасли, да и импортозамещение развивается: «Из-за санкций не остановилось развитие новых нефтегазовых провинций, таких как Арктика и Восточная Сибирь. Кто-то пишет, что из-за санкций остановился Штокман, но это очень сложное месторождение с любыми технологиями. Учитывая, что сырье со Штокмана планировали экспортировать в Северную Америку, очевидно, что освоение данного месторождения остановилось не из-за санкций».

Сергей Пикин сообщил, что российские компании продолжают работать на баженовской свите: «Все технологии, которые нужны, российские компании используют, какие-то русифицируют. Ни одна из сервисных компаний из России не ушла. В их отношении санкции не введены. Мы пытаемся все импортозамещать. Проблема добычи ТРИЗ именно в ценах на нефть, а не в технологиях».

Тамара Сафонова считает, что санкции в целом за период с 2014 по 2020 год оказали благоприятное воздействие на нефтегазовый сектор России. «До начала кризисных явлений, связанных с распространением коронавирусной инфекции в мире, санкционное давление не только не повлияло на показатели нефтегазодобычи и глубокой переработки, но и позволило российским компаниям за 5 лет, с 2014 по 2019 год, существенно нарастить обороты добычи нефти (на 5%), газа (на 16%), переработку (на 2%), а также не вкладываться в зарубежное оборудование и технологии. По итогам программы импортозамещения были достигнуты высокие результаты при реализации проектов в сфере локализации производства и импортозамещения оборудования в отраслях ТЭК», — рассказала эксперт. Однако она подчеркнула, что целью санкций было ограничение объемов добычи не в краткосрочной, а в долгосрочной перспективе. 

В какую сторону будем усиливаться?

Немаловажным представляется и вопрос о том, в каком направлении стоит ждать усиления антироссийских санкций, учитывая весьма резкую риторику, которую себе позволяют США, а также политику Евросоюза в отношении российского проекта «Северный поток-2». По этому вопросу большинство опрошенных «НиК» экспертов дали однозначную оценку: будущие санкции могут касаться именно «Северного потока-2» и усиления финансового давления на Россию. При этом никто из них не верит в принятие серьезных секторальных ограничений против российского экспорта углеводородов.

Игорь Юшков считает, что наиболее болезненными для «Северного потока-2» станут американские санкции, которые будут запрещать ввод в эксплуатацию этого газопровода, или же запрет ЕС на его строительство. По словам эксперта, прямой запрет на покупку российских углеводородов сложно себе представить, поскольку Россия является крупнейшим экспортером в мире, — такой шаг сразу вызовет огромный дефицит на мировом рынке.

Сергей Пикин убежден, что санкции против «Северного потока-2» продолжатся. «Креативность американских законодателей сохранится. Но администрация Байдена особо не спешит. Пока они не спешат, мы строим. Ни у кого не возникает вопрос, что мы его достроим. Вопрос в другом: как он будет функционировать. Хотят ввести санкции относительно оператора проекта, однако „Северный поток-2“ не будет отличаться от первой трубы, уже действующего „Северного потока“. Если они захотят вводить санкции относительно всех труб, которые идут из России, тогда это будут действительно серьезные секторальные санкции. Но пока непонятна политическая подоплека», — рассказал эксперт.

Александр Разуваев напомнил, что СССР испытывал подобное давление США, когда строился газопровод Уренгой — Помары — Ужгород.

По мнению Алексея Громова, для России могут быть наиболее чувствительны санкции в отношении СПГ-технологий, поскольку РФ практически не обладает собственными технологиями в данном сегменте.

Такого же мнения придерживается и Дарья Мельник. Она считает, что наиболее уязвимым местом России являются СПГ-проекты, которые все еще сильно зависят от импортных технологий:

«Российская технология „Арктический каскад“, на основе которой НОВАТЭК планировал строить „Обский СПГ“, похоже, себя не оправдала.

Окончательное инвестиционное решение и начало работы СПГ-завода несколько раз откладывались, а в марте стало известно, что НОВАТЭК рассматривает вариант отказа от использования „Арктического каскада“ в проекте и его замены на технологию немецкой компании Linge AG. Недавно была разработана долгосрочная программа развития СПГ в России, которая предполагает утроение мощностей производства СПГ к 2035 году. Санкции на экспорт в Россию технологий СПГ могут сильно ударить по планам России завоевать свою долю на рынке».

Анна Бутко предположила, что, вероятно, самым ощутимым для компании может стать ее добавление в SDN list (Specially Designated Nationals and Blocked Persons list). При этом она считает такой сценарий крайне маловероятным.