Антимонопольные проверки в отношении поставщиков сжиженного топлива проводятся во всех регионах Казахстана, причем 85 расследований инициированы в Мангистауской области, ставшей основным очагом протестов. Под подозрение попали «Казмунайгаз», «Актобемунайгаз», «Казгермунайгаз» и «Казазхойл» (еще две фирмы не называются). Как отмечает Агентство по защите и развитию конкуренции страны, «в их действиях установлены признаки ценового сговора и злоупотребления доминирующим положением на рынке».
Это классический пример сознательного замалчивания важных истин. Одна из них связана с иностранными инвестициями в казахстанскую «нефтянку»: главные нефтегазовые проекты республики — Тенгиз, Карачаганак и Кашаган — реализуются международными консорциумами с начала 1990-х. Доходы от экспорта углеводородов позволили стране накопить значительные финансовые резервы, на конец 2020 года достигшие $94 млрд, в том числе, средства в Национальном фонде (аналог российского ФНБ). В связи с тем, ресурсы Казахстана добываются и экспортируются зарубежными игроками, контролирующими более 70% сырьевой индустрии. На первом месте США — 29,5% от всей нефтедобычи, далее идут Китай (17,7%) и Евросоюз (17,4%). В частности, крупнейшая нефтедобывающая компания «Тенгизшевройл» на 75% принадлежит американским Shevron и ExxonMobil. Прямые иностранные инвестиции в основном являются вложениями в добычу. Страна занимает десятое место в мире по доле невозобновляемого природного капитала в своем совокупном богатстве (у России — в два раза ниже). В 2020 году половина всего товарного экспорта Казахстана пришлась на сырую нефть — $23,7 млрд.
«Половина производимых в республике сжиженных углеводородных газов (СУГ) уходит за рубеж, — рассказывает эксперт Финансового университета при правительстве РФ Игорь Юшков. — Из полученных в 2019-2020 годах 3,2 млн тонн этого вида сырья иностранцам было продано 1,6 млн. СУГ — побочный продукт нефтяной индустрии и служит лишь вторичным бизнесом для иностранных инвесторов. Основным направлением для них в Казахстане является добыча метана и сырой нефти, и продажа этого сырья в Китай, Россию, другие страны».
Западный бизнес и национальные госкомпании неоднократно призывали правительство к принятию непопулярных мер, отмечает Юшков. Бизнес указывал, что цены на сжиженный газ не могут постоянно находиться в замороженном состоянии, что при фиксированных тарифах ведет к дефициту и убыткам. Судя по всему, полагает собеседник «МК», иностранные компании, стремясь повысить маржинальность своего бизнеса в Казахстане, настаивали на проведении либеральных реформ, большей диверсификации экономики.
Между тем, согласно мнению экспертов, правительство Казахстана никогда не ставило западным добывающим компаниям единых требований и жестких правил. Соглашения, подписанные в 90-х годах, носят конфиденциальный характер и заключаются с каждым инвестором, но явно не в интересах населения. Как уверяет гендиректор Союза нефтесервисных компаний Казахстана Нурлан Жумагулов, «руководство республики имеет в них свою маржу и получает постоянные проценты, которые идут на счета в офшорных зонах и странах Запада».
«Все без исключения крупные топливные проекты Казахстана связаны с иностранными собственниками и экспортно-ориентированы» — отмечает главный редактор издания «Нефть&Капитал» Владимир Бобылев. Добычу ведут мейджовы мировой отрасти — Shell, Shevron, BP, предпочитающие вывозить значительную долю сырья на экспорт. Собственно топливо, включая СУГ, Казахстан получает из России. В частности, газ с Карачаганака перерабатывают в Оренбурге, а Омский НПЗ снабжается топливом из северных областей Казахстана.
«Учитывая клановый, закрытый характер политических систем в Казахстане и Средней Азии в целом, это вполне реально, — рассуждает Юшков. — Зарубежные игроки могут кулуарно договариваться с местной властной элитой и даже с членами президентской семьи: вы обеспечиваете нам режим наибольшего благоприятствования, помогаете наращивать прибыль, а мы дарим энное количество акций наших компаний. Но достоверных данных о таких схемах нет».
По поводу начатого расследования относительно «ценового сговора» собеседник «МК» говорит, что в лучшем случае нарушителей ждет оборотный штраф. То есть, возьмут их средний доход за 2021 году и взыщут процентов пять от этой суммы. Но более вероятно, что ситуация будет спущена на тормозах: в конечном итоге вина будет возложена на «террористов» и «чиновников-вредителей», а не на бизнес.
Автор: Георгий Степанов
Источник: МК, 10.01.2022
2022 год оказался тяжелейшим для нефтегазовой индустрии России. После 24 февраля на нее обрушились жесточайшие санкции. При этом их влияние оказалось довольно разным. В 2023 год отрасль входит с тревогой. Готовится эмбарго на нефтепродукты. ЕС намерен продолжать сокращение закупок российского газа, что неизбежно скажется на выручке. Запуск новых СПГ-заводов оказывается под вопросом из-за технологических санкций. Отдельная тема – что происходит с зеленой повесткой. Имеет ли смысл сейчас продолжать настаивать на ускоренном энергопереходе в России – большой вопрос.
Европейские чиновники уверяют, что уже научились жить без российского газа, и в 2023 году сведут его покупки вообще к условным величинам. Их главная надежда – сжиженный природный газ. Сегодня ЕС должен принять принципиальное решение: прошел ли он точку невозврата в газовых отношениях с Россией и уверен ли, что его экономика выдержит без трубопроводных поставок газа из РФ. Или, наоборот, Европа все же осознает, что газовый баланс не сойдется, да и плата за такой резкий бросок в строну СПГ будет чрезмерной. Важнейшим фактором для принятия решения будет оценка потенциального объема СПГ, который появится на рынке до конца текущего десятилетия.
Санкционное давление на российскую нефтянку нарастает. 5 декабря вступило в силу эмбарго на морские поставки нефти из России в ЕС. Одновременно заработал и механизм price сap, придуманный США и поддержанный странами G7, ЕС, Австралией, Норвегией и Швейцарией. А ведь это далеко не первые санкции, введенные против отрасли после начала СВО. Доклад ФНЭБ позволит подвести первые итоги реакции нефтяной промышленности на жесткие санкции и понять, насколько успешным является противостояние этому давлению.
События 24 февраля 2022 года, с одной стороны, радикально переписали экономическую повестку, с другой, позволили понять, в каком реальном состоянии находятся проекты, на словах вроде бы активно развивавшиеся уже много лет. Если до жестких санкций можно было закрывать глаза на темпы реализации планов, о которых постоянно говорили с высоких трибун, то теперь от их состояния без всякого преувеличения зависит судьба российской экономики. Одним из них является Арктика.
Начало СВО (специальной военной операции после 24 февраля 2022г.) на территории Украины привело к беспрецедентному обострению отношений с Западом, в том числе и с ЕС. Естественно, возник вопрос и о зеленой повестке. Энергетические консерваторы стали уговаривать кабмин поддержать традиционную энергетику в период жестких санкций и отказаться на время от опасных экспериментов, нацеленных на изменения энергобаланса. Однако лагерь зеленых догматиков вовсе не выглядит парализованным. Он продолжает креативить новые аргументы в пользу сохранения тренда на ESG. Поэтому в реальности борьба двух лагерей продолжается. И за каждым из них стоят свои группы влияния и серьезные бенефициары.
