Остыньте. Или поможем

Другое дело соседний для нас европейский рынок. Взаимозависимость в энергетической сфере с ЕС у России на порядок выше, чем с США. На Европу (ЕС и Великобританию) по итогам прошлого года приходилось 48% нашего нефтяного экспорта (и 29% импорта у данного «коллективного покупателя») и 54% экспорта нефтепродуктов (39% импорта нефтепродуктов Европы). Зависимость по газовым поставкам еще значительнее: в 2021 году на запад шло свыше 80% поставок российского газа (в сумме — трубопроводного и сжиженного газа), и этот поток закрывал половину потребностей европейцев в данном энергоносителе.

Европейцы были бы самоубийцами, если бы присоединились к американскому эмбарго. Декларация по итогам саммита ЕС в Версале 10–11 марта к моменту сдачи этого номера в печать еще не была доступна, но проект документа содержал лишь общие слова о решимости постепенно снижать зависимость Европы от энергоносителей из России. Кроме того, не наблюдалось никакого единства европейцев касательно сроков и степени отказа от российской энергии ввиду существенно различного уровня зависимости у конкретных стран.

Таким образом, налицо первый случай за три недели развернутой Западом против России экономической войны, когда вражеская коалиция не сумела выступить против нас единым фронтом. Однако в моменте весьма болезненным фактором является ползучий неформальный бан на прием российской нефти рядом покупателей. Отечественные нефтяные компании сталкиваются с трудностями при экспорте спотовых партий нефти и нефтепродуктов. Ряд крупных компаний объявил об отказе от новых контрактов на поставки из России; в их числе отметились британские Shell, BP и итальянская Eni. У других покупателей возникли чисто технические трудности с получением банковских аккредитивов на закупку, так как в конце февраля семь из десяти крупнейших банков нашей страны были подвергнуты самым жестким блокировочным санкциям со стороны США и ЕС и оказались фактически изолированными от значительной части международной финансовой системы. «Идет контрактация на апрель по поставкам нефти и нефтепродуктов. Здесь мы сталкиваемся на сегодняшний день с определенными проблемами, в первую очередь касающимися финансирования», — вынужден был признать вице-премьер Александр Новак.

Кроме того, возросли ставки фрахта, а некоторые судовладельцы отказывались предоставлять суда, опасаясь рисков новых санкций. В результате российские нефтяные компании неоднократно сталкивались с невозможностью продать спотовые партии нефти. Аналогичные трудности возникли при реализации нефтепродуктов. В результате в первой декаде марта сформировался значительный, более чем 20-процентный дисконт в котировках российской экспортной нефти Urals по отношению к североморской Brent.

«Сейчас мы уже наблюдаем снижение отгрузки нефти в портах, западные компании сокращают закупки, — говорит президент Института энергетики и финансов, директор Центра экономической экспертизы НИУ ВШЭ Марсель Салихов. — Они серьезно зависят от общественного мнения в их странах и вынуждены принимать решения, даже противоречащие коммерческим интересам. В целом по итогам этого года для России можно ожидать снижения объемов экспортных поставок. Оно будет не обвальным, но порядка одного-полутора миллионов баррелей в сутки, до десяти процентов добычи, мы потеряем. Насколько долго это продлится, пока трудно сказать. Но и какого-то кратного обвала не будет».

В самом деле, цены на нефть уже приближаются к исторически рекордным показателям. Если же пытаться всерьез выдавить с рынка российский экспорт (чуть менее 15% всей международной торговли нефтью), то, по оценке американских нефтяников, цены перемахнут за 200 долларов за баррель. А цены на газ в Европе уже превысили любые мыслимые отметки.

Европа на игле

Очевидно, «западные партнеры» постарались, не входя в прямое военное противостояние, ударить по самому ценному в их представлении — по энергетическому экспорту РФ. А он действительно весьма внушителен. По итогам прошлого года Россия поставила на внешние рынки нефти, нефтепродуктов, газа, СПГ и угля на 243 млрд долларов, что составило почти половину стоимости нашего товарного экспорта. НДПИ и экспортные пошлины на энергопоставки составляют в сумме порядка 7% ВВП, около трети доходов федерального бюджета.

Правда, похоже, «партнеры» забыли, с кем они имеют дело. Россия не ради красного словца именуется энергетической сверхдержавой. Это крупнейший в мире экспортер природного газа, второй крупнейший (после Саудовской Аравии) экспортер нефти, третий (после Австралии и Индонезии) поставщик угля на мировой рынок. И если российский ЦБ можно отключить от расчетов в долларах, евро и иенах сравнительно безболезненно для «отключателей» (правда, американцы предусмотрели-таки лазейку как раз для расчетов за энергоносители), то вышвырнуть нашу страну с глобального энергорынка, не учинив мировой экономический кризис невиданной силы, попросту невозможно.

Попробуем с цифрами наперевес проанализировать, может ли Запад отказаться от поставок энергоносителей из России.

Как следует из данных ВР Statistical Review of World Energy, потребление нефти в Европе по итогам 2020 года составило 550 млн тонн. Но год был кризисный, пандемийный — и потому нерелевантный. В докризисном 2019-м потребление нефти в Европе составило 642 млн тонн. Эта величина снижается: в 2010 году было 685 млн тонн, в 2000-м — без малого 732 млн.

Но даже падающее потребление не обеспечивается собственной добычей. В 2020 году на старом континенте (и шельфе прибрежных морей) было добыто всего 167 млн тонн. Имеющиеся месторождения исчерпаны, и тенденция строго понижательная (в 2010 году добыча в регионе составила 200 млн тонн, в 2000-м — 335 млн). Зависимость от импорта нефти критическая, несмотря на все усилия по энергосбережению и электромобилизации. И на Россию здесь приходится 29% общего объема импорта нефти и 39% общего объема импорта нефтепродуктов. Речь идет о десятках миллионах тонн, альтернативы которым просто нет на рынке «здесь и сейчас».

Ситуация с газом для Европы аналогична. По итогам докризисного 2019 года ВР оценивала объем потребления газа в Европе в 482 млрд кубометров. Наблюдаются тенденции к снижению объемов потребления: еще в 2010 году спрос на газ в регионе оценивался в 532 млрд кубометров. Но для внутреннего производства тренд на снижение выражен еще ярче. Так, в 2020 году локальный объем добычи газа снизился до отметки чуть менее 200 млрд кубометров (то есть не покрывал и половины внутренних потребностей). Но еще в 2010 году здесь добывалось 291 млрд кубометров — тенденция очевидная.

То есть налицо критическая зависимость от импорта газа. Значительная часть этого импорта — поставки из России. Так, по оценке ВР, в 2020 году на них приходилось 34% европейского импорта трубопроводного газа и 15% сжиженного.

По оценке генерального директора «ИнфоТЭК-Терминал» Рустама Танкаева, при выделении из европейского региона отдельно взятого ЕС доля России в трубопроводном газе приближается к 44%, а с учетом поставок СПГ — и 50%. Если этот газ путем введения ответных санкций изъять из энергетического баланса ЕС, то европейская экономика немедленно коллапсирует.

Нарастить объемы добычи внутри европейского региона не представляется возможным: локальные месторождения уже исчерпаны (доказанные запасы сократились с 6,1 до 3,2 трлн кубометров). Норвегия вышла на полку добычи с постепенной тенденцией к ее снижению. Полностью экспорт из страны прекратится, как ожидается, к 2040 году, к 2050 году ресурсы будут выработаны окончательно.

Другие традиционные европейские поставщики (Нидерланды, Великобритания) уже перешли в стадию быстрого сжатия добычи. Таким образом, потенциальный отказ от импорта из России означает или переориентацию внешнеторговых потоков с поиском альтернативных поставщиков газа, или переход на иные виды топлива.

Рустам Танкаев: «Если из мирового энергетического баланса изъять российское углеводородное сырье, мировая экономика окажется в самомглубоком кризисе за всю историю нефтегазовой энергетики, то есть с конца девятнадцатого века»

Нефтяная рокировка: пат

Западная сторона уже приступила к поиску альтернативных поставщиков. Президент США Джо Байден обратился к властям Саудовской Аравии и ОАЭ с призывом нарастить объемы добычи нефти. По оценке Международного энергетического агентства (МЭА), именно они обладают сейчас наибольшими резервами свободных добычных мощностей.

Саудовская Аравия на момент сдачи этого материала настойчивые звонки из Вашингтона игнорирует. Со стороны ОАЭ высказался посол Эмиратов в США Юсеф аль-Отайба: «Мы выступаем за увеличение добычи и будем призывать ОПЕК рассмотреть вопрос о повышении уровня добычи».

Сообщается, что нефтяной картель ОПЕК вследствие накопленного недоинвестирования в отрасль уже отстает от собственного плана добычи примерно на миллион баррелей в сутки.

Тем не менее далеко не факт, что картель одобрит «замещение России». Так, генеральный секретарь ОПЕК Мохаммед Баркиндо прямо заявил, что никто не может восполнить возможную потерю российской добычи, которую он оценил примерно в 8 млн баррелей в сутки, включая нефтепродукты: «Таких больших мощностей в мире нет».

Кроме того, Баркиндо напомнил, что картель сохранял нейтралитет даже во время войны между его непосредственными членами — Ираном и Ираком в 1980-х, а также Ираком и Кувейтом в начале 1990-х, и уж тем более не будет рушить соглашение ОПЕК+ из-за внешних обстоятельств.

Еще один важный момент, который не стоит забывать, — сорт нефти. Дело в том, что нефть представляет собой сложную смесь различных химических веществ, и в зависимости от характера этой смеси выделяются различные ее сорта. Нефтепереработка и нефтехимия при этом «затачиваются» под конкретные сорта (то есть химические свойства) нефти. И в случае выбытия с рынка какого-то сорта нужно искать для замещения химически сопоставимый с ним.

В случае с российским экспортом речь идет главным образом о так называемой тяжелой нефти с высоким содержанием серы. В той же Саудовской Аравии, скажем, преобладают (свыше двух третей добычи) легкие сорта. В качестве альтернативных поставщиков тяжелой нефти могли бы выступить Иран (до половины добычи — сорт Iran Heavy) и Венесуэла (в ее добыче абсолютно преобладает сернистая нефть).

Проблема в том, что обе альтернативы для Запада представляют проблему в политическом плане. С марта 2019 года США ввели эмбарго (к которому присоединились страны ЕС) в отношении венесуэльской нефти (поводом стали итоги президентских выборов в республике, не устроившие США), с апреля того же года — против иранской нефти (чему предшествовал выход США из ядерной сделки в 2018 году).

Иран еще в прошлом году заявлял о возможности нарастить добычу с фактических 2,1 млн баррелей в сутки до 3,8 млн в случае соответствующего ослабления антииранских санкций.

Венесуэла в 2000-е имела уровень добычи порядка 3 млн баррелей в сутки, но затем безалаберное управление в сочетании с внешними санкциями сбросило это значение до 0,8 млн. Быстро выйти на ранее достигнутые объемы страна не сможет ввиду печального состояния добычной инфраструктуры.

Американская нефтяная компания Chevron оценивает реалистичные возможности Венесуэлы быстро (в течение недель) нарастить добычу в 150 тыс. баррелей в сутки. С учетом того, что только американский импорт российской нефти в 2020 году оценивается в 0,5 млн баррелей в сутки (всего российский экспорт — 7 млн баррелей в сутки), погоды это не сделает.

По оценке Франсиско Мональди, эксперта в области нефтяной промышленности Института Бейкера, в краткосрочной перспективе Венесуэла не сможет увеличить добычу даже до 1 млн баррелей в сутки. Мональди предполагает, что для выхода на значительный уровень производства Венесуэле потребуются инвестиции в размере 12 млрд долларов в год в течение пяти лет.

А кроме того, обе потенциальные альтернативы требуют хотя бы частичного политического урегулирования в отношениях Запада с соответствующими странами. А здесь тоже не все гладко.

Так, против соглашения с Ираном выступают широким фронтом, от произраильского лобби до Саудовской Аравии. Саудовцы считают Иран своим геополитическим противником в регионе — запрячь их в одну упряжку с персами ради увеличения добычи нефти у Вашингтона пока не получается.

«Иран и Венесуэла, как и саудовцы с эмиратчиками, пока торгуются с США, выбивают себе уступки. По состоянию на 10 марта американцы от упомянутых стран так и не добились конкретных обещаний увеличения добычи, выраженных в цифрах и сроках. Да и интересы у этих стран противоположны: Эр-Рияд и Абу-Даби вовсе не хотят снятия санкций с Ирана, с которым они ведут “войну по доверенности” в Йемене», — говорит ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности и Финансового университета при правительстве РФ Станислав Митрахович.

А что с собственной добычей? У Европы шансов никаких в силу объективных ресурсных ограничений. Добывать просто нечего.

В США, как ожидается, объемы добычи нефти в этом году могут вырасти на 750 тыс. баррелей в сутки. Глава американской нефтяной компании Pioneer Natural Resources Скотт Шеффилд говорит, что отрасль может увеличить добычу на 1,5 млн баррелей в сутки за полтора года, но лишь в том случае, если администрация Байдена «сменит философию и подход к ископаемому топливу». Кроме того, говорит он, потребуется убедить инвесторов, в прошлом уже терявших миллиарды на рискованных сланцевых компаниях, что более высокие цены на нефть оправдают рост добычи.

К тому же собственная добыча не покроет дефицит тяжелой нефти. Ведь сланцевая нефть — легкая, по своим свойствам она близка к газовому конденсату.

«Рынки энергоресурсов и сырья в целом интегрированы, какой-то объем поставок через третьи страны и цепочку посредников возможен, — говорит Станислав Митрахович. — Подобные меры долгое время применял Иран — именно поэтому полностью он никогда и не уходил с мирового рынка. Но сделки будут тормозиться и станут менее выгодными. С начала марта множество трейдеров выбивает себе скидки на российское сырье, другие трейдеры берут паузу на операции для адаптации к новой юридической базе, чтобы самим не подпасть под санкции».

Обойти американское нефтяное эмбарго путем поставок через посредников будет непросто. «В указе Байдена от 8 марта 2022 года четко прописано, что под запрет подпадают именно продукты “российского происхождения” — не “из России”. Таким образом, банальное привлечение посредника в третьей стране для осуществления непрямой поставки не обеспечит легитимность подобной сделки», — пояснил «Эксперту» Иван Тимонин, консультант Vygon Consulting.

Если трейдеры будут упорствовать, российскую добычу придется сокращать. Опыт, в принципе, есть: в ковидный 2020 год это было неприятно, но не смертельно.

Газовая рокировка: долго и дорого

Почти одновременно с американским эмбарго Европейская комиссия обнародовала новую энергетическую стратегию, призванную сократить зависимость от российского газа. Европейский план амбициозен, он предполагает сократить эту зависимость на две трети уже в текущем году, а к концу десятилетия убрать наш газ из энергобаланса континента в принципе.

Посмотрим, какие могут быть у Европы другие поставщики.

Крупный экспортер газа на мировом рынке — Катар. Реализовав ряд проектов по развитию СПГ-заводов, к настоящему времени эта небольшая страна вышла на объемы экспорта в 100 млн тонн (порядка 140 млрд кубометров) в год. Дальнейшего роста правительство Катара не планирует — да и в любом случае это годы на реализацию новых проектов. И это едва ли спасет Европу.

Поставки СПГ из Катара в Европу ограничены, так как из-за большого расстояния слишком велики потери газа за счет испарения. Плечо транспортировки и потери СПГ при поставке в Китай, Японию и Южную Корею много меньше, что делает их значительно выгоднее. Даже поставки СПГ со своего терминала в Катаре Великобритании выгодно оформлять в виде свопа (операций замещения). Однако объемы своп-операций ограничены, и наиболее перспективным контрагентом для этих операций является Россия.

С 2010 года в число крупных экспортеров газа (опять же за счет развития СПГ-проектов) вошла Австралия. «В течение нескольких десятилетий Австралия будет одним из крупнейших поставщиков СПГ в мире, но в Европу невыгодно поставлять сжиженный газ из Австралии, так как слишком велики потери на испарение. Данная ситуация аналогична поставкам СПГ из Катара в Европу. Главными потребителями австралийского газа являются Китай, Япония и Южная Корея, в среднесрочной перспективе к ним добавятся США», — отмечает Рустам Танкаев.

Что касается самих США, то, как полагает Рустам Танкаев, рассматривать США как надежного поставщика газа в ЕС наивно. Добыча газа в Соединенных Штатах сейчас обеспечена запасами на десять лет, то есть в ближайшие три‒пять лет США опять станут нетто-импортером. Правда, есть сценарий, при котором Штаты смогут обеспечивать себя газом благодаря поиску и разведке месторождений углеводородного сырья на своем арктическом шельфе. Перспективы открытия здесь значительных запасов газа достаточно высоки, и, если удастся найти новые крупные месторождения, США надолго будут обеспечены газом. При этом, по мнению Танкаева, маловероятно, что они будут экспортировать большие объемы газа, так как им надо думать о своем будущем.

Канада, как и Россия, традиционно является нетто-экспортером газа, нефти и нефтепродуктов. Главный рынок сбыта для Канады — США, а все остальные партнеры обеспечиваются по остаточному принципу. Сейчас, когда США временно стали экспортером газа, Канада получила свободу в выборе рынков сбыта и при политической необходимости может полностью переориентироваться на поставки СПГ в Европу. Однако даже в этом случае Канада сможет обеспечить лишь 50 млрд кубометров в год — это менее трети российского газа и менее 15% потребностей ЕС.

Есть старый добрый Алжир, который традиционно поставляет газ в Испанию, Италию, Францию, Великобританию и другие страны Европы. Он связан с Испанией и Италией магистральными газопроводами, проложенными по дну Средиземного моря. Технологической основой формирования конкурентной среды на мировом рынке газа стала поставка сжиженного газа танкерами. Добыча газа в Алжире пока держится на высоком уровне. Однако месторождения в значительной степени выработаны, население страны стремится к современному уровню жизни, поэтому внутреннее потребление газа постоянно растет, а экспортные возможности снижаются. Если в 2000 году поставки из Алжира в Европу составили 62,6 млрд кубометров газа, то в 2020 году — менее 40 млрд кубометров.

Есть, наконец, несчастная, разгромленная самим же Западом Ливия. Сейчас годовой объем добычи газа здесь оценивается в 14 млрд кубометров, экспорт (в Италию через газопровод) — 4,2 млрд кубометров. Но запасы — всего 1,4 трлн кубометров. То есть Ливия тоже не спасет ситуацию с газом в Европе.

И вот мы видим заявление канцлера Германии Олафа Шольца: «Германия продолжит импортировать энергоресурсы из России… На данный момент гарантировать обеспечение Европы энергией для получения тепла, передвижения, электроснабжения и промышленности другим способом невозможно».

«За счет резкого обвала промышленности и готовности вводить нормирование поставок электроэнергии коммунальному сектору во время летних и зимних пиков потребления отказаться от российских поставок технически можно. Но такой шаг приведет к резкому росту социального недовольства, поэтому политики ЕС на него не идут и вряд ли пойдут», — отмечает Станислав Митрахович.

Против эмбарго выступили также министр экономики Германии Роберт Хабек из партии «Зеленые» и министр финансов Кристиан Линднер из Свободной демократической партии (и те и другие — те еще «русофилы»).

В Венгрии и Болгарии даже подняли вопрос о возможности выхода из ЕС, если «жесткие» санкции против российских энергоносителей будут приняты.

«Доля России в мировом экспорте газа в 2019 году составила 24 процента с учетом потерь. Доля экспорта из РФ в международных поставках нефти и нефтепродуктов составляет 22 процента, — отмечает Рустам Танкаев. — Если из мирового энергетического баланса изъять российское углеводородное сырье, мировая экономика окажется в самом глубоком кризисе за всю историю нефтегазовой энергетики, то есть с конца девятнадцатого века. Необходимо также помнить, что помимо углеводородного рынка Россия играет существенную роль на мировом рынке угля, урана и других энергоносителей, которые также можно убрать из энергетического баланса западных стран путем введения ответных санкций».

Домашнее задание

Но и оставаться в благостном настроении едва ли стоит. Россию не «уйдут» с мировых энергетических рынков полностью, но добавить нам проблем «западные партнеры» вполне в состоянии. Не дожидаясь выдавливания России с европейских рынков, нашей стране следует резко активизировать усилия по диверсификации поставок, с одной стороны, и по импортозамещению технологий и оборудования в ТЭК — с другой.

«ЕС хочет к 2030 году обнулить импорт трубопроводного газа из России. Сейчас это 150–170 миллиардов кубометров в год, — говорит Марсель Салихов. — Претворить эти планы в жизнь они не смогут. Но вот убрать в заявленные сроки импорт 50–70 миллиардов кубометров вполне возможно. И нам нужно уже сейчас думать, что с этим делать. У нас есть 50–70 миллиардов кубометров добычи, которые мы или теряем, или используем по-другому внутри страны, или перенаправляем на иные пути экспорта».

Здесь мы снова возвращается к задачам монетизации имеющегося у нас углеводородного сырья через развитие химической промышленности, в том числе высоких переделов.

Перспективен также рынок СПГ, где нет жесткой привязки к покупателю через трубу. Но здесь мы зависим от западных технологий и западного финансирования. Существующие в России СПГ-проекты реализовывались именно так — при активном привлечении как западных технологий, так и западного капитала. Как пояснили источники в отрасли, уже работающим в России заводам (СПГ и не только) это обстоятельство не угрожает.

«Особой угрозы добыче на Сахалине нет: технологические процессы уже налажены и будут продолжаться без Exxon и Shell. Куда больше рисков по новым СПГ-проектам: как их вытянуть без той же немецкой Linde, если она уйдет из проектов “Арктик СПГ — 2” и в Усть-Луге», — соглашается Станислав Митрахович.

Как отмечает заведующий лабораторией прогнозирования ТЭК Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Валерий Семикашев, в России нет собственного производства конкурентоспособной и качественной газовой турбины большой мощности (90 МВт и более). Текущие производители (General Electric и Siemens) могут отказаться от поставок в сценарии жестких санкций. Тогда России совместно с другими странами — потребителями российского газа (в первую очередь с Китаем), учитывая объемы потребляемого газа и эффекта от перехода на газовые турбины, необходимо разработать эту технологию. Сроки могут составить 7–10 лет с учетом заделов, совокупные инвестиции — 10-15 млрд долларов.

Есть большая зависимость по импортным катализаторам для нефтепереработки. По некоторым позициям есть успехи в производстве отечественных катализаторов — этот опыт необходимо расширять. По другим необходим анализ с учетом технологического состояния азиатских стран и возможности поставок от них или организации совместных производств.

Необходимо локализовать и разрабатывать собственные новые технологии во всех сегментах нефтесервиса и в оборудовании.

В части же экспортных поставок генеральной линией развития газовой промышленности России должно стать освоение и тиражирование технологий производства СПГ. «Это обеспечит гибкость и широту с точки зрения потребителей поставок и позволит получать большую цену, чем в случае трубопроводного экспорта, — говорит Валерий Семикашев. — В настоящее время в России имеются технологии малотоннажного СПГ — до 100 тысяч тонн в год, а также среднетоннажного производства СПГ мощностью до миллиона тонн в год — это четвертая линия проекта “Ямал-СПГ”. Необходимо начать строить как можно больше проектов в СЗФО, ДВФО и на Ямале. Это не решает принципиальной проблемы — переброски экспорта 150 миллиардов кубометров с западного направления, — но увеличит гибкость. Европа тоже не сможет за два-три года полностью сократить свою потребность в российском газе. Представляется возможным за счет таких заводов за пять-семь лет увеличить производство СПГ на 15–20 миллионов тонн. Объем инвестиций составит 10-20 миллиардов долларов в ценах 2020 года. 90 процентов затрат на оборудование будет рублевым. В целом текущих компетенций, отечественного и китайского оборудования хватит на то, чтобы поддерживать необходимые объемы добычи».

Россия в лице « Газпрома», «НоваТЭКа» и нефтяных компаний продолжает вести себя на энергорынке как ответственный поставщик, выполняет все контрактные обязательства. Мы до сих пор избегали использовать свои возможности в энергетической сфере для остужения особо ретивых участников западной санкционной коалиции. Возможно, время пришло

Контрсанкции

После того как западный альянс 28 февраля заморозил свыше 300 млрд долларов наших валютных резервов, Россия в лице «Газпрома», «НоваТЭКа» и нефтяных компаний продолжает вести себя на энергорынке как ответственный поставщик, выполняет все контрактные обязательства. Мы до сих пор избегали использовать свои возможности в энергетической сфере для остужения особо ретивых участников западной санкционной коалиции. Возможно, время пришло.

«Против России развязана полноценная экономическая война, а мы делаем вид, что ничего не происходит, — негодует Валерий Семикашев. — Пора развертывать точечные, но болезненные для противника контрсанкции, в том числе в энергетической сфере».

Самый простой и действенный механизм, по мнению Семикашева, — словесные интервенции и управленческие решения для давления на котировки нефти и газа на рынках: это наиболее болезненная тема для западных экономик в моменте. Делать это лучше этапами: сначала объявлять о разработке меры, потом вводить ее частично, потом полностью. Мерами могли бы быть возврат экспортных пошлин (это механизм снижения цен на внутреннем рынке и переключения поставок на внутреннее потребление), запрет на экспорт СПГ в Европу (для ЕС это будет чувствительный удар не по объемам, а по информационному воздействию, а Россия с разумными для себя издержками перебросит эти поставки на восток), ограничения в поставках дизельного топлива в Европу (лучше снизить цены и перенаправить объемы на российский рынок; кроме того, необходимо пополнять запасы топлива для армии). Последним в этом ряду может быть введение частичного или полного ограничения на поставку нефти в Польшу, природного газа в Финляндию в качестве ответных мер на недружественные действия и намерения по отношению к России.