Налоговые каникулы для нефтяных компаний

Интервью Константина Симонова радиостанции "Русская служба новостей"

Ведущий - Рустам Арифджанов

Российским нефтяникам пора избавляться от психологии "временщиков"

Рустам Арифджанов: Добрый вечер, в студии Рустам Арифджанов. В гостях у нас Константин Васильевич Симонов, генеральный директор Фонда национальной энергетической безопасности России – человек, с которым об энергетике можно говорить с уверенностью, получите самую компетентную точку зрения. Здравствуйте, Константин Васильевич!

Константин Симонов: Спасибо за комплимент, добрый вечер.

Р.А.: Это не комплимент, мы не первый раз встречаемся, - это отражение реальности. Константин Васильевич, начну с событий прошлого четверга, когда Эльвира Набиулина на брифинге по итогам заседания правительства сказала о том, что планируются некие налоговые каникулы для нефтяных компаний, и что это необходимо для развития российской нефтяной отрасли. Вот я бы хотел понять, что это за налоговые каникулы: из чего состоят, для чего они нужны? Неужели нашим нефтяным компаниям так плохо, что им еще льготы какие-то понадобились?

К.С.: Если мы говорим про формальную сторону, что же там будет вводиться – то этот пакет, в общем-то, был озвучен, включая министра финансов Алексея Кудрина, который еще в конце работы правительства Зубкова заявил о том, что будет, в частности, увеличена цена «на сечение». Основной налог, который платит отрасль – это налог на добычу полезных ископаемых, то есть это специфический налог, который платят сырьевые компании. Цена сечения будет повышена до 15 долларов за баррель, то есть за 15 долларов за баррель компании этот налог вообще платить не будут. То есть фактически в 2 раза будет увеличена эта стоимость, и это позволит сэкономить порядка миллиарда долларов в год нефтяному комплексу. Дальше – были инициативы обнулить налоговую ставку по работе на новых месторождениях, на шельфах, и увеличить срок налоговых каникул. Под налоговыми каникулами, на самом деле, понимается не то, что нефтяные компании завтра ничего платить не будут в бюджет, речь идет о том, что компании. Которые работают на новых месторождениях, не будут платить НДПИ на срок около 7 лет. Логика здесь есть, хотя я понимаю, что здесь возникают вопросы. Вот Вы тоже вопрос задали: неужели они все такие бедные и несчастные?

Р.А.: Это народный вопрос, Константин Васильевич.

К.С.: На самом деле, здесь есть две логики: народная, как Вы сказали, и нефтяная. Народная говорит о том, что давайте мы все будем изымать из нефтегазового комплекса, потому что это все наше, все, что в земле, принадлежит нам, хотим ренту, хотим потока денег в наши карманы. Есть логика нефтяников, которые говорят о том, что изымается порядка 75-80% прибыли в бюджет. Как им инвестировать новые проекты? А ведь вопрос стоИт очень остро, потому что то, что сделала советская промышленность – освоила провинции Западной Сибири – считайте, что все, доели, находимся уже в стадии обсасывания косточек. На Ямале, к сожалению, добыча газа в основных месторождениях – падение составляет 15-20 миллиардов кубометров газа в год. Я говорю про те месторождения, которые были введены в советское время. Когда мы говорим «Ямал» - мы же понимаем, что это огромная территория. Есть Ямало-Ненецкий округ, Пуртазовский район – а есть еще полуостров Ямал, и там тоже есть месторождения, более новые.

Р.А.: Далекие-далекие.

К.С.: Да! В этой фразе Вы очень правильно отметили основную проблему этих месторождений. Потому что мы еще можем понять, как там добывать газ, но проблема транспортировки – она стоит достаточно остро. Потому что технологически задача очень сложная, там подвижные болотистые почвы, и не совсем понятно пока, как эту транспортную проблему решать. Это, кстати, к вопросу о новых технологиях. Потому что у нас был общий такой зуд диверсификационный, то есть каждый умник у нас говорил, что давайте диверсифицировать экономику, слезать с трубы. Как будто добывать нефть и газ – это такое позорище, что давайте мы от всего этого откажемся, и будет у нас постиндустриальное общество. Вот я с этой байкой активно борюсь уже много лет, потому что, во-первых, нефть и газ добывать не стыдно, и все более и более тяжело. Вот мы говорим, например, как доставить газ с полуострова Ямал на Большую Землю? Это колоссальная по сложности технологическая задача. Добыча на шельфе – так эта задача сопоставима с организацией космической экспедиции на Марс! И там, кстати, используются технологии, как у луноходов – то же самое исследование морского дна, скажем. Да мы этого делать не умеем – а кричим про какую-то диверсификацию. Научитесь газ сжижать – а потом уже будем говорить про высокие технологии, и так далее. Этот момент очень важен. Заметьте, кто все время говорил про диверсификацию? Часто это представители либерального демократического лагеря, которые предлагают повысить налоги на нефтегазовый комплекс, и тогда инвесторы все побегут в другие отрасли, потому что там будет тяжело. То есть логика примерно такая: «А давайте сделаем так, чтобы в хоккей играли меньше, а в футбол больше! Как это сделать? А давайте так, как увидим кого на коньках – будем бить битой ниже пояса. И тогда он не будет играть в хоккей, а будет играть в футбол». То есть вот такая логика: давайте уничтожим одну отрасль, сделаем запредельные налоги, тогда инвестор откажется и скажет, что лучше носки шить. Мне эта логика кажется немножко диковатой. Я, кстати, хочу сказать, что иногда и нефтяники не во всем правы. Например, иногда они говорят: «В России такой ужасный налоговый режим, мы тут работать не можем…», - вот руководитель одной известной компании в прошлом году сказал: «Я лучше буду добывать нефть в песках Канады, мне это будет дешевле, потому что такой ужасный налоговый режим!». Конечно, это тоже не совсем правда, можно посмотреть годовые отчеты компаний (они сейчас публикуются) – прибыли растут, они нормальны, существенны. Но есть, конечно, проблемы, как мы будем осваивать новые территории.

Р.А.: Константин Васильевич, с этим связаны некие предполагаемые налоговые послабления? То если для того, чтобы компании больше занимались геологоразведкой?

К.С.: Здесь не только геологоразведкой – здесь еще и добычей надо заниматься, это все комплексный момент. Геологоразведка позволит прирастить запасы, у нас сейчас стоит задача – как эти запасы превратить в нефть, которая потечет по трубам. В геологоразведке есть сейчас тоже некоторые подвижки. Еще Трутнев на одном из последних заседаний прошлого правительства сделал доклад, который был посвящен геологоразведке, и там масштабная программа расширения инвестиций в сегмент геологоразведки, об этом давно говорится – вопрос только в том, не поздно ли? Потому что мы же понимаем, здесь и вопрос кадрового разрыва очень серьезный, он был, и насколько нам теперь удастся восстановить те наработки, которые в геологоразведке были. Мы же понимаем, что нынешняя геологоразведка – это не та геологоразведка, что была раньше, потому что даже география уже другая! Надо гораздо более сложные районы уже изучать.

Р.А.: Теплее одеваться надо… Нет, ну правда – я был на Ямале, там ужас, как холодно!

К.С.: Если бы в этом была проблема!

Р.А.: Константин Васильевич, вот у меня данный федеральной службы госстатистики. В январе-апреле 2008 года, то есть вот сейчас, в России добыто нефти на 0,3% меньше, чем за тот же период прошлого года. У нас что, падает добыча нефти?

К.С.: Да, падает добыча нефти – в прошлом году, вообщем-то, она выросла, но незначительно. Вот о том я и говорю – мы, к огромному сожалению, наблюдаем стагнацию в добывающем сегменте, опять же связанную с той вещью, о которой я сказал. Тот залог, который мы имели в Западной Сибири, созданный еще в советское время, - он успешно был компаниями проеден. Потому что многие компании, включая частные, занимались очень простой вещью: при минимальных инвестициях в добычу пытались максимизировать нефтеотдачу пласта. Мы знаем, определенные технологии позволяют это делать. Например, закачивали воду в верхний пласт, это увеличивало отдачу от скважин – но в результате получается, что значительная часть месторождения затоплена, теперь коэффициент обводненности многих скважин слишком высок, то есть эти скважины нужно возобновлять.

Р.А.: Почти 80%, по-моему, обводнилось – вот руководитель «Лукойла» говорил об этом, и о том, что тратится огромное количество денег на содержание старых месторождений.

К.С.: Да, конечно, и Вы знаете, что у нас по закону лимит - компании не должны иметь более 10% простаивающих скважин, закон как бы стимулирует компании что-то делать. Ну. То есть, если у вас уже совсем нерентабельное месторождение, вы его довели до ручки – проще всего его законсервировать и не использовать. И практически все компании этот лимит нарушают, у некоторых компаний этот показатель за 30%. И ничего с этим не делается, власть спокойно за этим наблюдает. Сейчас хотя бы зашевелились, и что-то, надеюсь, будет сделано. То есть политика у частных компаний часто была просто варварская, и привела к тому, что сейчас мы имеем стагнацию падения добычи нефти. Значит, задача ясна – если не будет новых месторождений, то добыча будет падать.

Р.А.: Но Леонид Федун, вице-президент «Лукойла», сказал, что добыча нефти в России уже достигла своего пика, и никогда не вернется к нынешнему уровню, вероятно. Н отметил, что в Западной Сибири, откуда поступает бОльшая часть российских поставок, период интенсивного роста добычи нефти закончился. При этом он сравнил нашу ситуацию и ситуацию в Мексике, и в Северном море, где тоже резко снижается добыча нефти.

К.С.: Леонид Федун как раз и был тот джентльмен, который говорил про канадские пески – я просто тактично не называл фамилию, но просто не первое уже такое драматичное заявление делает вице-президент «Лукойла» …

Р.А.: Может, он прав?

К.С.: По Западной Сибири, действительно, он прав. Я не согласен с тем, что инвестиции в пески Канады будут более эффективны. Здесь надо иметь в виду, что нефтяники. Как нормальные люди, тоже пытаются изобразить себя по беднее, чтобы пошли деньги – но когда мы посмотрим на реальную ситуацию… Я с этого и начал, что по месторождениям Западной Сибири ситуация достаточно тяжелая, поэтому мы и говорим, что надо идти на шельф, надо идти в Восточную Сибирь, нужны новые провинции, которые позволят заместить выбытие добычи на старых скважинах.

Р.А.: Но мы можем говорить, как ряд руководителей нефтяных компаний, о том, что отчасти вот этими высокими налогами мы загоняем нефтяную промышленность в некий тупик, мы не даем ей развиваться?

К.С.: С одной стороны – это так, и поэтому эти лозунги о том, что давайте повысим налоги на нефтегазовый комплекс ради диверсификации, мне кажутся абсолютно абсурдными. Я в этом плане поддерживаю идею о налоговых каникулах по новым месторождениям – вопрос только в том, что приведет ли эта мера к тому, что нефтяники действительно изменят свою политику? Потому что, во-первых, налоги действительно высокие – но давайте скажем прямо, зачастую и психология наших нефтяников такова, что они не спешат вкладывать деньги в новые дорогие проекты. То есть к этому их надо постоянно подталкивать. Ведь если у вас снизят налоги – тоже еще не факт, что вы начнете свои эти деньги сэкономленные вкладывать… Вот снизят НДПС сейчас, или повысят порог отсечения по НДПИ – ведь не факт, что эти деньги будут направлены во внутрь. То есть деньги-то появятся дополнительные, но не все они инвестируются, к сожалению.

Р.А.: Но для этого и нужно государство! Я понимаю владельцев нефтяных компаний – им нужно зарабатывать сейчас.

К.С.: Вот! Вот в чем проблема нашей экономики! Почему у нас низкий уровень инвестирования в длительные проекты? Потому что деньги - вот они, в кармане. А что такое современный нефтяной проект? Ладно там 5-7 лет, но это же могут быть проекты и сроком 20-25 лет! Посмотрите на Казахстан, где реализуются несколько сложных проектов – все откладывается постоянно, и этот проект может за 20 лет перевалить, это колоссально по длительности! И руководитель начинает думать, что 20 лет – это многовато, как-то боязно… И эта проблема губит, как мне кажется, не только нефтяную отрасль – это серьезная проблема вообще для России, как мне кажется.

Р.А.: По-моему, можно, но сложно требовать от собственника, чтобы он делал что-то в ущерб себе сейчас. Конечно, они, в меру своих возможностей, как они это понимают, думают о будущем государства – все-таки, все они люди ответственные, нефтяная отрасль – это не гвозди на рынке продавать. Но, тем не менее, думать о будущем государства должен, все-таки, не владелец нефтяной компании, а само государство. И если Вы говорите, что есть опасность, что если у нефтяников появятся деньги – они пойдут не туда, то здесь государство должно выстроить такую схему, такую систему, чтобы деньги пошли «туда». Вот что можно сделать в этом плане?

К.С.: Государство может увеличить инвестиции в геологоразведку, совместно с компаниями, потом передавать эти лицензии…

Р.А.: То есть как – из бюджета платить за геологоразведку?

К.С.: Так и будет. Вот смотрите: вы из бюджета открыли месторождениями, а потом продали (не передали, а продали!) нефтяной компании. Но с определенными условиями. Вот сейчас происходит все равно раздача, или на аукционах. Одно время была у нас либеральная идея отказа от конкурсов – а конкурс всегда сопровождался какими-то инвестиционными условиями – и переход на аукцион. То есть, кто больше заплатил, тот и получил месторождение. Вроде как это тоже у нас любят – борьба с коррупцией, и так далее. Но компания покупает месторождение, платит дорого, ставит его на баланс – и все! затраты-то выросли, капитализация выросла. Инвесторам показали рост капитализации – они отказались. Инвестиций нет, месторождение не разрабатывается. Поэтому надо задуматься о том, как сочетать антикоррупционную практику с разумной, потому что, скорее всего, логичнее обременять передачу лицензий очень жесткими условиями. Если в определенный срок не начинается добыча – надо лицензию отбирать. Нормы уже есть – 10% простаивающих скважин, и все! но ничего не делают компании, и к ним ни каких санкций не применяется. Законы есть, они написаны, и меры все понятны – важно, чтобы эти меры доводились до конца, потому что компании надо постоянно подвигать к нужной деятельности, и очень активно.

Р.А.: Константин Васильевич, вот такой вопрос. Совсем недавно следственные действия ФСБ в офисе компании «Бритиш Петролеум» проводила. Это с чем связано?

К.С.: Ну, явно не с налоговой реформой в отрасли! На самом деле, Вы затронули болезненную тему. Почему? Потому что когда мы говорим про причины психологии временщиков – одной из них является и процесс передела собственности в отрасли, конечно. Почему собственник думает о том, куда ему деть прибыль, почему не хочет инвестировать в проекты, которые займут 7-10 лет? Потому что он не знает, через 7 лет – это его компания будет, или нет? Я думаю, что визит правоохранительных органов в компанию «bp», не первый визит, связан с тем, что компания ТНК bp была создана в очень такой хитрый момент конца Ельцинской эпохи и начала Путинской. Когда действовали еще старые правила игры, иностранцы не просто приветствовались в отрасли, а их приглашали, отдавали половину компании… Сейчас политика изменилась, и намек как бы такой: «Никто ничего отнимать не хочет, но давайте подумаем, честно ли была создана компания? Может быть, стОит, как на Сахалине-2? Компания возвращается государству, вы остаетесь миноритариями, мы вам платим деньги, и рассматриваем возможность вашей дальнейшей работы в уже новых проектах». Вот компания «Шелл» получила с японских инвесторов более 7 млрд. долларов – осталась миноритариями в проекте, и сейчас ведет переговоры с Газпромом по инвестициям в новый проект, как раз на Ямальском полуострове. Вот на такую схему, мне кажется, намекают английским и российским акционерам ТНК bp, но это мое предположение.

Р.А.: Кстати, я не случайно вставил реплику про Казахстан. Это же страна меньше, нефти добываю меньше – может быть, ситуация мобильней, и они действую порисковей, чем мы. Вот этот риск в 90-х годах привел к тому, что ни чуть ли не всю свою нефть, бОльшую часть, отдали на разработку иностранным компаниям. Сейчас схватились за голову.

К.С.: Ситуация простая. Цена была другая, а сейчас она резко выросла, и они поняли. Что нефть – тот ресурс, который есть далеко не везде. Казахстан в чем-то смотрит на Россию, видят, что Россия ужесточает правила игры – ага! Мы же цивилизованные люди, мы же не в Венесуэле, где говорят: в 36 часов покиньте страну, и все! Ведутся переговоры, платятся миллиарды долларов… Ведь «Шелл» не вопит «Какой кошмар!», за «Шелл» вопят брюссельские политики. А «Шелл» говорит: давайте дальше делать бизнес, договариваемся, отдаем активы – получаем деньги, что дальше? То есть здесь нормальный переговорный процесс, за «Шелл» истерят другие люди. Казахстан смотрит на эту ситуацию, видит, что да, ценность ресурсов растет. На Западе уже придумали термин – «ресурсный национализм». Назовите как угодно, но это везде происходит! Назовите хоть одну страну, имеющую значимые запасы нефти и газа, которая говорит: приходите, добывайте, возьмите, что хотите! Посмотрите в Норвегии – капиталистическое государство, а владеет основными активами компания, контрольный пакет которой принадлежит государству.

Р.А.: Поэтому пусть он будет, ресурсный национализм – а как они хотели по-другому?
У нас есть телефонный звонок. Мурат, здравствуйте! Слушаем Вас.

Радиослушатель: Добрый день. У вас тема энергетическая безопасность, и я хотел спросить: а другие виды топлива разрабатываются вообще? И еще насчет угля – его же много? Что вообще делается с углем?

Р.А.: Спасибо, Мурат.

К.С.: Конечно, другие виды топлива, безусловно, разрабатываются. И нужно их разрабатывать, и важно. Но мы должны понимать… В Европе создали такой миф: скоро 20% энергии в Евросоюзе будет производиться из возобновляемых видов топлива. Люди-то паникуют – цена растет, им кажется, что все, Россия взяла за горло. И им говорят: все-все-все, сейчас начинаем разруливать. Но вот, мы уже видим некоторые последствия. Вот биоэтанол – вот, пожалуйста, какова сейчас стоимость продуктов. Все знают, что стоимость резко выросла. А я предупреждал об этом еще год назад! Уже тогда были видны первые симптомы, когда по итогам 2006 года в США резко выросла стоимость ячменя и пива, потому что еще в 2005-2006 году фермеры стали отказываться от производства ячменя и сажать кукурузу, потому что тенденция уже тогда была. Все хихикали – но теперь смотрят на все уже, на рис, на пшеницу, на подсолнечник… Огромный рост цен в этом плане.

Другой момент вот говорят – солнечная энергия. Прекрасно! Какова цена этой энергии, вы пересчитывали? Стоимость солнечной энергии оказывается гораздо выше, чем производить энергию при помощи углеводородов. На сегодняшний день солнечной энергии (вот в один момент) в мире производится столько, что едва хватит, чтобы один самолет взлетел. Так о чем мы говорим? Это хорошо на Западе. Все время смотришь какие-то истории: вот премьер-министр Японии приехал в парламент на солнцемобиле; гитарист такой-то записал альбом в студии на солнечных батарейках… Ну, людям нравится такая игра. Я люблю очень хороший пример, когда президент Картер в Соединенных Штатах поставил на крыше Белого Дома солнечные батареи. Пришел президент Рейган – первым делом эти батареи убрал. Как известно, Рейган считается одним из лучших президентов в 20 веке, а Картер считается худшим президентом. Вот и сравнивайте, где здесь эффективность! Поэтому – да, нужно развивать, но не стоит создавать из этого идол, и говорить: вот скоро найдем замену, и углеводороды будут не нужны. Нас же тоже этим пугают, говорят: зачем мы вкладываем деньги в нефть и газ? Скоро придумают водород, и это будет никому не нужно! Да чушь это! Я абсолютно уверен, что еще 70-80 лет у цивилизации еще будут углеводороды. Просто эти вот истории – они чуть-чуть сбивают людей с толку. Я думаю, что альтернативные виды энергии нужны для того, чтобы цена углеводородов не зашкаливала. Кстати, нам это тоже не выгодно. Например, будет 300 долларов за баррель – может рухнуть вся экономика мировая, мы просто останемся без покупателей. Но, по оценкам экономистов, до 250 долларов это еще. В принципе, может расти. Потому что ни Солнце, ни ветер, ни энергия приливов и отливов и прочая чепуха – не способна конкурировать при стоимости в этом диапазоне, 150-250 долларов.

И вопрос по углю был. Действительно, угля много, в свое время уголь тоже был основным топливом, и казалось, цивилизация от угля еще не отказалась, и может к нему вернуться. В принципе, угольная генерация при определенных условиях может быть относительно дешевой, и мы знаем страны…

Р.А.: Речь идет об энергетических углях, или коксующихся?

К.С.: Ну, коксующиеся к энергетике отношения не имеют, они нужны для производства металлов – конечно, мы говорим про энергетический уголь. Наша задача производить энергию, а как вы понимаете, в теплоэнергостанцию коксующийся уголь не засунешь.

Р.А.: С коксующимся-то все понятно, он выгоден…

К.С.: Нет, ну конечно – стоимость металла сейчас тоже растет, черная металлургия сейчас тоже в шоколаде находится. Так вот, есть страны, например, Китай, где доля угля в энергобалансе – 60-65%. Казалось бы – вот, вариант, где уголь очень активно используют. Но даже Китай начинает понимать, что уголь – путь тупиковый. Уголь может оказаться плох по одной простой причине: на сегодняшний день уголь – это самое не экологичное топливо. Поэтому если вы будете использовать уголь, как Китай, не думая ни о здоровье людей, ни о природе – до добра это не доведет. Даже Китай это уже понимает, и если вы посмотрите энергетическую программу Китая, главная задача – снизить долю угля в генерации. Если мы говорим про то, что угль должен быть экологическим топливом… В Европе это вообще невозможно! Понятно, что по старым технологиям этого никто не допустит, и слава Богу. Поэтому сейчас в Германии реализуется очень интересный проект – улавливание СО2 при использовании угля на электростанциях. Конечно, есть пиар, фанфары, потому что главное – спастись от России с ее углеводородами… Но сами немцы, которые реализуют этот проект, честно говорят, что колоссальные будут деньги вложены, а эффект не понятен. Надо еще подождать лет 10-15, чтобы вообще понять, можно ли строить большие энергостанции, на которых будут улавливать выхлопы. А там еще вопрос серы возникает… То есть сам уголь дешев, но когда вы задумаетесь о влиянии на экологию людей – рост в цене может составить до 2,5 раз.

Р.А.: Нам позвонил Вячеслав. Вячеслав, добрый вечер, слушаем Вас!

Радиослушатель: Здравствуйте. Относительно нефтедобычи – это понятно, тем более, так, как к ней относились в стране последнее десятилетие… Я вот хочу услышать мнение Константина по поводу переработки нефти и производства бензина. Я вот думаю, что даже если бы у нас не стояла проблема добычи нефти – то возникла бы, и она уже есть, проблема переработки и производства качественного бензина. Вот Ваше мнение по этому вопросу?

Р.А.: Спасибо, Вячеслав.

К.С.: Сразу видно, звонит автолюбитель. Безусловно, проблема колоссальная с качеством бензина, и с ценой на бензин. Потому что не секрет, что цена на бензин в России – она выше, чем в США.

Р.А.: Почему? 1 доллар за литр бензина – это американская цена, по-моему…

К.С.: Сопоставима. Чуть выше получается. Действительно, проблема существует. Много раз говорили, что необходимо развивать нефтепереработку, вкладывать, и так далее. Кстати, нефтепереработка – это еще один пример, как экономились деньги в отрасли. Практически никто никаких денег в нее не вкладывал, да и зачем это было делать, когда экспорт сырой нефти всегда был самым рентабельным. Вот на сегодняшний день, кстати, в России складывается уникальная ситуация. Почему? Вот возьмите ту же самую компанию «Лукойл», из-за проблем с трейдерами «Лукойла», в последнее время сократил экспорт сырой нефти, но прибыль компании не падает! Потому что есть возможность направить эту нефть на наши нефтезаводы; оказалось, что продажа нефтепродуктов внутри страны является не менее рентабельным бизнесом, чем экспорт. Но мы видим, что, к огромному сожалению, наше правительство не выстроило систему качества, и даже вот обязательного перехода на систему евро-4 (я уже не говорю про евро-5!) не происходит. И поэтому, к сожалению, нет ничего более выгодного в нашей нефтепереработке, чем опять производить некачественное топливо, и нет никаких стимулов для компаний, чтобы обновлять и вкладывать – стандартов нет, зачем? Но когда-то надо задуматься о том, что надо вводить стандарты по моторному топливу, хотя бы для крупных городов! Мы же все понимаем, что это наше собственное здоровье. Но ничего не сдвинется с места, пока, опять же, государство не будет приставать к компаниям… Во-первых, надо ввести эти стандарты; здесь, в отличие от другой ситуации, этих стандартов нет. И жестко требовать того, чтобы они были использованы. И еще важный момент заключается в том, что наш рынок нефтепродуктов, к сожалению, достаточно сильно монополизирован. И отсюда, кстати, проблема цен. Наши нефтяные компании давно уже вертикально интегрированы. Мы знаем, что у нас добыча-переработка-продажа, все это в рамках одной компании. Они давно уже поделили страну, и спокойно себя чувствуют, поскольку конкуренции никакой нет. Сколько было историй, когда пытались засудить компании в регионах – ни одного решения я не помню не в пользу нефтяных компаний! Я думаю, что один из выходов – идея не новая – посмотреть на опыт другой стран, тех же Соединенных Штатов, где существуют, как ни странно, независимые от добычи перерабатывающие компании, достаточно крупные. Пока у нас не будет конкуренции в сегменте переработки, пока не появятся компании, не привязанные к добыче, за которые будут конкурировать добывающие компании – ничего у нас не произойдет в сегменте снижения стоимости. По поводу качества – без жестких государственных экологических стандартов ничего не произойдет.

Выпуск 21.05.2008 в 18:20

Источник: Русская служба новостей, 21.05.2008