Глобальная борьба за энергоресурсы. Надуманная идея или реальность ближайших лет?

Передача «Реальное время» радиостанции «Финам.FM»

  Запись программы: скачать mp3 (51:59, 35.7 Мб)

Пронько: 19 часов и 6 минут – время в Москве. У микрофона Юрий Пронько. Добрый вечер! Где-то месяц назад появилась информация о том, что Китай начал скупать не сырье в физических объемах, а углеводородные месторождения по всему миру. В это же самое время российская делегация во главе с вице-премьером Игорем Сечиным, одним из самых влиятельнейших чиновников в правительстве Владимира Путина подписывает многолетний контракт на поставку наших энергоресурсов в эту страну, которая по мнению наблюдателей и некоторых экспертов станет за номером один в мире в течение этого столетия. Кроме того, к гонке за нефтью и газом также присоединилась еще одна бурно развивающаяся экономика. Речь идет об Индии. Ну и от своеобразной экспансии никогда не отказывались США, страны Евросоюза, особенно в части последних стран, во взаимоотношениях с РФ, с Украиной, все это на ваших глазах. Тема сегодняшней программы «Реальное время»: «Глобальная борьба за энергоресурсы. Надуманная идея или реальность ближайших лет?» Я с удовольствием представляю своего компетентного собеседника. Это Константин Симонов, генеральный директор Фонда национальной энергетической безопасности. Константин, добрый вечер!

Симонов: Здравствуйте!

Пронько: Спасибо большое, что пришли! 730-73-70, finam.fm. Все, что касается нефти, газа, достояния, нашего всего. Вы считаете, Газпром – это наше все? Как вы считаете?

Симонов: Я бы чуть-чуть по-другому сформулировал этот тезис. Газпром – это компания, которая обладает ресурсами, которые находятся на нашей территории. Я бы сказал, что наши газовые запасы, возможно, это действительно наше все. А Газпром просто назначен их владельцем. Поэтому нельзя компанию сводить к тому, что это исключительно то, что у нас есть. Но, безусловно, если бы мы так сказали, газовые запасы – это наше все, я думаю, мы бы не погрешили против истины. Почему? Потому что

Россия обладает порядка 25% мировых доказанных запасов газа. Это наш козырь,

который по-любому мы будем разыгрывать в глобальной игре, какой бы ни был у нас президент или премьер, кто бы ни правил этим государством, все равно наличие газовых запасов будет аргументом.

Пронько: Константин, правильно ли я вас понимаю, что не важно, Газпром это или не Газпром, или по-другому, или это будет несколько хозяйствующих субъектов, т.е. отказаться от монополий нынешних, которые существуют,..

Симонов: Это не принципиально.

Пронько: …достояние именно в собственных фактических природных ресурсах.

Симонов: Важно, что это находится на территории государства, которое называется РФ. Вот это принципиально важно для нас.

Пронько: Знаете, какую книгу я сейчас читаю?

Симонов: Откуда же. Не знаю, конечно.

Пронько: «Газовый император».

Симонов: Господи Иисусе, это про что?

Пронько: Знаете, о ком эта книга?

Симонов: Нет, не знаю. О Путине?

Пронько: Да, да. Потрясающая книга. Т.е. понятно, что я запал на фотографии, на название. А как вы считаете, Владимир Путин действительно является газовым императором?

Симонов: Ну, вы знаете, очень много выходит книг на тему газа с такими броскими и яркими названиями.

Пронько: Чтобы мы заплатили.

Симонов: Нет, с одной стороны это и хорошо. Это значит, что тема энергетики волнует все большее количество людей. Я лично считаю, что чем больше людей будет заниматься, тем будет приятнее, если даже конкуренция здесь усилится в сегменте анализа, будет только здорово. Другое дело, что зачастую мы сталкиваемся с попытками как бы обыграть звонкую тему и поэтому выходят книги и «Оружие Кремля» и «Газовый император». А если начнешь читать, там, в принципе…

Пронько: А на Украине была «Газовая принцесса». Ну и есть до сих пор.

Симонов: Да-да. Но это, к сожалению, вот такая попытка снять сливки со звонкой темы. Но если так говорить, в принципе,

безусловно, Путин – первое лицо в России.

Не секрет, что основные решения в компании Газпром принимает лично Путин, он внимательно следит за тем, что происходит.

Пронько: Притом, что Медведев до недавнего времени, я имею в виду до президентства возглавлял Совет директоров Газпрома.

Симонов: Ну да, и что? Тем не менее, вы видите, президент Медведев, когда была война в Южной Осетии, он самое активное участие принимал, а Путин был в стороне. И фактически Медведев принимал руководителя Генштаба, отдавал приказы. А когда была война газовая с Украиной, Медведева мы не видели. Путин лично эту войну вел.

Пронько: Ну потому что премьер отвечает за экономику, в общем-то. Это логично, согласитесь.

Симонов: С одной стороны логично, но все-таки, согласитесь, был и конфликт государств, и со стороны Украины принимал участие лично Ющенко. Поэтому я думаю, здесь вопрос не только в том, что это логично и по статусу Путин занимается экономикой. Я думаю, это действительно связано с тем, что как только речь идет о серьезной газовой игре, Путин всем: «Все-все, идите, я тут сам разберусь».

Пронько: Правильно ли я вас понимаю, что по вашему мнению, именно Владимир Путин фактически управляет энергоресурсами России?

Симонов: Ну, я думаю, что можно и так сказать. Действительно, что основное лицо, принимающее решения относительно нынешней ситуации в газовой отрасли, может быть, и в целом в энергетике, действительно принадлежит Владимиру Путину. Просто я не вижу в этом какой-то, знаете, обычно с каким-то оттенком сенсации преподают, часто на Западе кто-нибудь говорит, что Путин - главное лицо в газовой отрасли. Как будто все должны сказать: «О, надо же какую сенсацию он произвел!» Ну, по-моему, это

 достаточно очевидно, что Путин принимает основные решения по развитию газовой отрасли.

Ну а чего тут такого сенсационного? Да, это так. Это мое мнение.

Пронько: Ну да, если человек, не будучи государственным служащим, не получает некие доходы от такой деятельности, что противоречит закону.

Симонов: Ну, а мы же говорим о том, кто решения принимает, а не как доходы делятся от этого. Потому что Путин зарплату в Газпроме не получает. Газпром является акционерным обществом.

Пронько: По вашему мнению, нынешний российский вообще ТЭК, насколько он эффективен? Вот Газпром как газовый и наши такие вертикально интегрированные холдинги, называемые нефтяными компаниями?

Симонов: Вопрос очень не праздный и очень в точку. Почему? Потому что, вы знаете, у нас в стране популярна вот эта идея, что во всем виновата отсталая энергетика. Дескать, вот сырьевая игла, и вот каждый в России уже знает, что главная задача России – это диверсификация экономики.

Пронько: И реструктуризация.

Симонов: Из этого мы делаем вывод, что…

Пронько: Нет, ну извините, чиновники об этом постоянно говорят.

Симонов: Да-да, с утра до ночи говорят. Нет, я понимаю, сам президент и премьер об этом говорят – диверсификация. Все это как бы выучили, вот в регион едешь, там все: «Диверсификация». А где диверсификация? Из этого делается вывод, что самая главная беда России – то, что мы сидим на нефтегазовой игле. Нет, этот вопрос очень сильно связан с состоянием нефтегазового комплекса.

Пронько: Я понимаю, да-да.

Симонов: Потому что когда у нас все время обвиняют нефтегазовый комплекс, никто даже не задумывается над тем, а в каком состоянии эта игла находится. Допустим, мы сидим на игле, а игла-то, может быть, вообще давно ржавая. И вот это и происходит. Поэтому я бы не назвал наши нефтегазовые компании суперэффективными собственниками на сегодняшний день.

Пронько: И в т.ч. Газпром?

Симонов: И Газпром и нефтяные компании. Безусловно, эффективность могла бы быть и выше. Я почему это говорю? Потому что я устал уже говорить об этом, но тем не менее буду продолжать говорить, что современный нефтегазовый комплекс – это и есть высокоиндустриальная отрасль. Потому что когда у нас говорят, что энергетика чуть ли не доиндустриального уклада и все – давайте мы там будем компьютеры собирать, вот это и будет диверсификация. Ну я так утрирую, может быть, но тем не менее, какая-то мифическая диверсификация. Это я не совсем понимаю, это что означает? На полуострове Ямал компьютеры должны собираться или как? На самом деле энергетика…

Пронько: Да нет, на полуострове Ямал должны быть вахтовые поселки. И не более того.

Симонов: Энергетика – это и есть очень высокоразвитая современная высокоиндустриальная отрасль. А если мы посмотрим на нашу энергетику и на западную, мы поймем, насколько мы здесь отстали.

Ну, элементарные, в общем-то, вещи. Первый завод по сжижению газа в России был пущен несколько недель назад. Первый! Понимаете. Т.е. в то время, как уже в мире несколько…

Пронько: На Сахалине, если не ошибаюсь.

Симонов: Да, абсолютно правильно. Т.е. вот. А что такое сжиженный газ? Это же целый переворот в науке. Это новый способ перевозки газа. Это целая цепочка отраслей. Потому что вам нужно построить завод по газификации, по регазификации терминал, вам нужен танкер-метановоз, т.е. это и вопрос судостроения, машиностроения и т.д. Это сложнейшие, действительно, технологические решения. Кто скажет, что это примитивная вещь?

Пронько: А почему вы говорите, что все-таки ТЭК неэффективен нынешний, в нынешнем варианте?

Симонов: Но вот я про то и говорю, потому что, видите, сжижать газ мы не научились, а сейчас научились при помощи резидентов.

Пронько: До недавнего времени не умели.

Симонов: Ну наконец-то построили первый завод. Ну, первый. Это же позор, в общем-то, что мы только в 2009 году первый завод построили. Значит, добыча на шельфе и технологии в этом плане у нас очень сильно отстают. Даже от таких стран, которые недавно нам казались смешными, типа Бразилии, которую мы всегда воспринимали как-то так, пренебрежительно, где-то там много диких обезьян и т.д. Как-то шутливо: где мы и где Бразилия? Как бы в разных лигах. А оказалось, что компания «Петробрас», например, бразильская нефтяная компания уже по шельфовым работам ушла вперед по отношению к нашим компаниям. Но это же безобразие.

Пронько: Т.е. наши компании, Константин, я правильно понимаю, что они не умеют работать на шельфе?

Симонов: Пока да. Поэтому мы ищем всегда иностранных партнеров, потому что здесь у нас технологическое отставание очень сильное.

Пронько: Т.е. мы Сахалин не могли сами осваивать, шельф Сахалина?

Симонов: Боюсь, что нет. Если называть вещи своими именами, построить в такие сроки проекты Сахалин-1, Сахалин-2 вряд ли мы бы своими силами смогли. И сейчас, видите,

Штокман. Одно из крупнейших газовых месторождений мира, ведь мы не потому, что мы такие добрые, зовем туда иностранцев, потому что мы сами не способны справиться с этим проектом.

Пронько: А что не хватает нам, по вашему мнению? Почему сложилась такая ситуация, что нам приходится привлекать иностранные компании?

Симонов: Технологий не хватает. Почему технологий не хватает?

Пронько: Мы что, недоразвитые? Мы недоразвитки такие? Или в чем причина?

***

Симонов: Нет, ну, смотрите, долгое время, безусловно, в России нефтегазовый комплекс развивался очень неплохо и очень сильно. Что я имею в виду? Я имею в виду не просто сегмент абстрима, т.е. добычи. Я имею в виду и научную базу, подготовку кадров. У нас есть несколько, было несколько сильных научных школ. Это же действительно целый цикл производства. Нам нужны студенты, преподаватели. Т.е. это и наука, и производство, и их соединение получается.

Пронько: Но вроде Губкинский институт никто не закрывал.

Симонов: Нет, никто не закрывал. Губкинский институт, потом в Татарстане есть институт, в Ухте есть институт. Есть ряд институтов сильных. Но смотрите, что произошло. Традиционно у нас добыча была сосредоточена, то, что называется, on shore, т.е. на земле фактически. Не off shore, а on shore. Поэтому, естественно, у нас весь цикл, в т.ч. научный был построен на то, как эффективней добывать нефть в условиях Западной Сибири. Сейчас мы столкнулись с тем, что месторождения Западной Сибири находятся в стадии падающей добычи. Соответственно, страна в своей добыче будет перемещаться на восток и на север, в т.ч. и на шельф. А ведь поэтому у нас в 91-м году, когда страна распалась, мы попали вот в эту яму, потому что отрасль стала резко сдавать свои позиции, и в 90-е годы пришли новые собственники, в ту же нефтяную отрасль. Я неоднократно свою позицию озвучивал, что частные компании, частные собственники достаточно серьезный ущерб, на мой взгляд, нанесли нефтяной отрасли. Это не означает, что государственные компании обязательно эффективнее.

Пронько: Подождите, вот с этого момента поподробней. А что вы имеете в виду?

Симонов: Нет, просто завершу ответ на этот вопрос. Т.е. я имею в виду, что в 90-е годы у нас, знаете, чтобы вкладывать деньги в науку, в новые технологии добычи нефти, в какой-то шельф, а зачем это было нужно, имея в виду очень простую вещь. В 90-е годы, в середине 90-х годов, после знаменитых залоговых аукционов, люди, которые раньше управляли банками, они получили ряд активов. Известные компании ТНК, Сибнефть, ЮКОС были созданы и приватизированы.

Пронько: Практически все крупнейшие российские нефтяные компании вышли из банковского сектора.

Симонов: Ну, за исключением ЛУКОЙЛа и Сургутнефтегаза. ЛУКОЙЛ вышел из Министерства нефтяной промышленности СССР, потому что Алекперов был замминистра нефтяной промышленности СССР, а Сургутнефтегаз, как советское предприятие, Богданов, вот он был директором, так он и остался. До сих пор такая уникальная структура существует. Но те люди, которые пришли не из отрасли, в середине 90-х, у них задача была простая. Задача была снять маржу, т.е. при минимуме инвестиций получить максимум рентабельности. И все.

Пронько: Ну, хорошо, это 90-е. А что-то изменилось, начиная с 2000 года? Собственно, с прихода господина Путина на президентское место?

Симонов: Когда пришел Путин, на самом деле нефтяные компании частные, в т.ч. ЮКОС, они сами вырыли себе яму. Потому что, еще раз говорю, при помощи использования т.н. технологий быстрой отдачи верхних пластов, т.е. простая была технология. Надо с верхнего пласта взять по максимуму нефти, а то, что у вас скважины разрушаются, коэффициент обводнения растет и т.д., на это внимания никто не обращал. Поэтому я и говорю, что не стоит так примитивно говорить, что нефтяные частные компании – это замечательно, а государственные компании – это плохо. Собственник сменился на ряде месторождений. Ну известно дело ЮКОСа. В принципе, в общем-то, к сожалению огромному, там не произошло серьезных изменений или Сибнефть купил Газпром, сейчас это компания «Газпром нефть», вопросов масса. Там тоже произошли довольно интересные случаи. Например, как раз в 2005, в 2006 годах компания Сибнефть перед продажей Газпрому, она в массовом порядке уводила забалансовые скважины. Почему? Потому что, естественно, им нужно было увеличить капитализацию, а обводненные скважины ее, естественно, гнали вниз. И поэтому они их вывели за баланс, и до сих пор пытаются вернуть государству. Т.е. взяли у государства, верхние сливки сняли, а теперь разрушенные скважины пытаются вернуть назад. Это один из примеров.

Пронько: Но другими словами, т.е. государственная компания – это тоже не факт эффективности бизнеса?

Симонов: Конечно. Я о том и говорю, что эта задача об эффективном бизнесе в ТЭКе не решается просто путем, что частное – хорошее, государственное – плохое. Или наоборот, государственное – хорошее, частное – плохое. Все гораздо серьезнее. Бывают и государственные компании эффективные, бывают и частные, к сожалению, наносящие скорее ущерб, чем пользу. Т.е. все в отрасли случается, но мы эту ситуацию, естественно, потеряли. Опять же, мы же говорили про технологии, раз у нас десятилетие выпало. А в это время мир как раз и занимался добычей на шельфе, сжижением газа. И ряд уже дальше сейчас идет технологий.

Пронько: Другими словами, Константин, мы без помощи иностранных компаний не сможем поднимать?

Симонов: Мы отстали, да, на 15 лет. И сейчас нам надо это как-то добегать.

Пронько: Вы знаете, мои друзья, очень близкие мои друзья работают в ТНК-BP, ну точнее в Бритиш Петролеум, это две разные компании, но после известных событий в ТНК-BP они теперь работают в BP просто, в московском представительстве. Они мне сказали так: «Вы, русские, очень умные люди».

Симонов: Спасибо, конечно.

Пронько: За что я им сказал спасибо. Но говорят: «Ваша проблема, вы сами осваивать свои месторождения сможете через 5-7 лет, не раньше». Я, Константин, не знал о том, что вы будете говорить вышесказанное, но где-то месяц тому назад они мне первый раз об этом сказали. «У вас огромная проблема с технологиями, у вас их просто нет, и если вы не решите эти задачи, то вы тогда будете всегда вместе с нами. Если вы решите эти задачи, то тогда вы через какое-то время нас пошлете куда подальше». Вот примерно так.

Симонов: Ну, естественно,если бы мы обладали технологиями, деньгами, наверное, мы бы сами могли разрабатывать свои недра, это достаточно очевидная вещь.

Пронько: Ну а вот этот временной люфт на самом деле, насколько он, 5-7 лет, мы действительно сможем преодолеть?

Симонов: Ну я бы так не стал оценивать в 5-7 лет. Вопрос, понимаете, в том, что если мы говорим про 5 лет, значит что-то надо делать сейчас. А у нас же система образования, она фактически разрушена. Об этом мало кто говорит. У нас, когда мы говорим про нефтегазовый комплекс, мы всегда начинаем, ну, может быть, это разумно, начинаем смотреть, какой у нас коэффициент простаивающих скважин, какой коэффициент обводненности, опережает ли прирост запасов добычу. Т.е. некоторые формальные вещи. Какой у нас коэффициент запасы к добыче по годам и т.д. Но мы не смотрим на фундамент этой системы. А все равно все это идет, в т.ч. от образования. Если мы 15 лет потеряли, система рушится и никто туда не вкладывал деньги, то сейчас это колоссальный вопрос, что у нас с образованием, с подготовкой кадров, с технологиями. Т.е. мы выпали из этого процесса. А мир-то идет дальше. Там идут технологии сжижения угля, coal to liquid, сейчас занимаются проблемами того же метана в угольных пластах и т.д. и т.д. Т.е. ТЭК постоянно развивается. Даже энергоэффективность, сколько вот решений сделано. А у нас, мы только говорим про это все, а ничего не делаем.

Пронько: Слушайте, мы какая-то ущербная нация. Вы меня простите, но получается, мы действительно только говорим, но даже нефть и газ мы не можем добывать эффективно. Ну, доехали, добежали до определенного состояния, когда страна не может сама этим заниматься.

Симонов: Нет, ну просто слава богу, у нас есть люди, энтузиасты этого дела. Есть еще, осталось чего-то. Вот, скажем, я был в конце прошлого года в Ухте, там общался с ректором Ухтинского как раз нефтяного института, я вижу, что человек, действительно, небезразличный. И он пытается как-то людей этих вытянуть.

Пронько: Ну, не без этого в России.

Симонов: Но, слава богу, что это есть. Но если мы говорим в целом про систему, то мы видим, что никому до этого практически дела нет.

Пронько: Соглашения, которые были подписаны господином Сечиным, вот этой большой делегацией, которую возглавлял Игорь Сечин, вице-премьер, это выгодные соглашения для России, для российской экономики?

Симонов: Здесь надо очень внимательно рассмотреть общий контекст этого соглашения, потому что с одной стороны это кажется выгодным, потому что…

Пронько: Но всем рассказали государственные телеканалы, радиостанции, с шариками-фонариками это все освещали, как великое достижение.

Симонов: Нет, ну, шарики-фонарики, они берутся…

Пронько: Нет, у нас просто есть государственные СМИ и все остальное. Просто я иногда по роду своей деятельности их смотрю и слушаю, так, для разнообразия.

Симонов: По роду своей деятельности? Вот. Значит, вернемся к этой ситуации. Почему ведется такая активная игра в литавры и на барабанах? Потому что формально мы подписали договор  о выходе на новый рынок. А новый рынок – это вроде как всегда хорошо. В чем я вижу некоторую проблему этого договора? Я вижу ее в следующем. Этот договор, это же не просто обещание поставить нефть на китайский рынок. Этот договор особенный. Мы же сначала возьмем деньги. Т.е. мы подпишемся. Т.е. это не просто декларация.

Пронько: Мы подписались.

Симонов: Подписались, да, уже ратифицирован был вчера правительством. Т.е. он фактически есть. Т.е. еще раз отмечу, мы возьмем 25 миллиардов долларов и как бы все уже, хочешь, не хочешь, а деньги взяли, значит что-то надо будет делать. И в обмен мы обещаем 15 миллионов тонн нефти в год на 20. Т.е. 300 миллионов тонн нефти. Почему я говорю, что здесь ситуацию надо смотреть в комплексе? Давайте посмотрим на то, что у нас происходит с той же добычей. Впервые в прошлом году за эпоху Путина, за период с 2000 года в стране у нас наблюдалось падение добычи. И это падение, самое что страшное, оно началось не потому, что цены упали. Оно началось, еще когда цены были под 150 долларов. Т.е. оно началось как раз на стыке второго и третьего кварталов. Т.е. сказать о том, что цены упали, мы умные такие, все законсервировали, это было бы не совсем правдой. Даже если бы цена оставалась на уровне 150 долларов, добыча бы в стране упала. Да, она упала меньше процента, можно сказать символически – ноль. Тем не менее символически впервые…

Пронько: Падение зафиксировано.

Симонов: Потому что я напомню, что был такой период, у нас добыча росла по 10-11% в год и не так это давно было, кстати. В 2000-е годы, в эпоху Путина. И вот у нас есть такой документ под названием «Энергетическая стратегия до 2030 года», проект ее. Недавно министр сказал, что мы должны ее публично обсудить. Я, кстати, с удовольствием бы публично ее обсудил, потому что…

Пронько: Эта стратегия называется 20-30. По аналогии. Они же уже сочинили 20-20, значит теперь…

Симонов: Они – это кто?

Пронько: Они – это правительство РФ.

Симонов: Нет, вы правы. У нас была энергетическая стратегия до 20-го года. Когда все поняли, что она не сбудется, то правительство придумало такой остроумный ход – не править старую, а написать новую, до 30-го года.

Вот сейчас написали, будем обсуждать. Но в том варианте, который я видел, там ни в одном сценарии нет падения добычи, ни в одном.

Пронько: Т.е. там прирост? Ежегодный прирост?

Симонов: Да. Ежегодно прирост. Нет, такого сценария нет вообще. В худшем сценарии нет такого, что добыча упадет. И я с интересом послушал министра энергетики, когда на недавнем совещании, посвященном будущему нефтяной отрасли в Киришах, он заявил, что к 13-му году при определенных условиях мы можем получить падение до 8%. Т.е. я, конечно, задаю вопрос: «А, собственно, как это сочетается с энергетической стратегией?»

Пронько: А никак.

Симонов: И следующий вопрос, который я задаю. Вот мало того, что у нас падение было добычи в прошлом году. У нас было еще и достаточно серьезное падение экспорта. Где-то на 6,5% упал экспорт нефти в прошлом году. Частично это было компенсировано ростом поставок нефтепродуктов в Европу, но в целом нефтяные компании отказывались от европейского рынка в пользу рынка внутреннего. Это происходило потому, что у нас просто нефтяной и газовый рынки, они по-другому устроены. Я имею в виду, что на нефтяном рынке зачастую цены на нефтепродукты выше, чем в других странах. А на газовом все наоборот. Но другая налоговая зато система. И наши нефтяные компании, когда заработали вот эти знаменитые ножницы Кудрина, которые изымали сверхприбыли за счет роста экспортной пошлины, нефтяные компании, поскольку у них все в комплексе, тоже к вопросу, кстати, о конкуренции эффективности. У них добыча, переработка и сбыт. Они, естественно, стали… И многие удивлялись, как у нас цены на бензин выше, чем в Америке.

Естественно, а как иначе, если вся страна поделена на регионы, где доминируют вертикально интегрированные компании. Оттуда она и будет выше. Но они уходили с европейского рынка. А рынок нефти отличается от рынка газа, потому что, скажем, когда была «война» с Украиной, и мы недопоставляли газ в Восточную Европу.

Пронько: Такая фраза, когда была «война» с Украиной. Когда была газовая война с Украиной все-таки.

Симонов: Да. Ну, в кавычках. Собственно, Восточная Европа сидела без газа, потому что найти его было негде. Нет на рынке этого свободного газа. А когда мы летом, например, сокращали поставки нефти в ту же Восточную Европу, там очень серьезное было сокращение. Например, та же Чехия легко нашла альтернативу, включая и тяжелую нефть Ирана. Т.е. это не проблема. Рынок нефти более конкурентен, чем рынок газа. Так вот, мы добровольно начали уходить с европейского рынка. А теперь мы еще подписываем договор с Китаем на достаточно серьезный объем поставок. Причем, у нас есть еще договор на поставки, этот договор, кстати, отмечу, это только договор на поставки по трубе. У нас еще действует договор до 2010 года на поставки по железной дороге. «Роснефть» уже взяла под него деньги на покупку «Юганскнефтегаза». И в 10-м году еще, я не исключаю, что будет переподписан договор о поставках по железной дороге. Тем более это выгодно РЖД, здесь уже лобби будет более широкое.

Пронько: И очень мощное.

Симонов: Возникает очень простой вопрос. Если у нас добыча, как сказал министр, может упасть на 8% к 13-му году, если мы уходим с европейского рынка, т.е. означает ли это, что мы отказываемся от Европы в пользу китайского рынка? Вот, получается, это не выход…

Пронько: По вашему мнению, это так?

Симонов: По моему мнению, если сценарий будет худший, это будет означать, что мы не выходим на новый рынок. Мы уходим с одного, переходим на другой. Постепенно и это мы делаем. И вот тут уже возникает вопрос: «А нужно или не нужно?» Потому что я бы очень хотел обсудить условия этого контракта, а точнее две цифры: какова базовая ставка по цене на нефть и какова базовая ставка по кредиту? Я этих двух цифр не знаю, и они держатся почему-то в тайне. Ну вот, если бы мы их узнали, нам было бы проще, конечно, анализировать эту ситуацию.

Пронько: Это представляет государственную тайну РФ.

Симонов: Может быть, там супер какая-то эффективность. Т.е. мой ответ на ваш вопрос очень простой. Если базовая цена на нефть в этом контракте 100 долларов за баррель, от которого мы пляшем, то прекрасно. А если она 20, то это не замечательно.

Пронько: Константин, я думаю, поэтому цифры и не опубликованы. Вот поэтому они и не будут опубликованы.

Симонов: Это ваше предположение.

Пронько: А зачем? Чтобы нервировать экспертное сообщество или тех же нефтяников?

Вот смотрите, несколько вопросов, Константин, связанных с заменой, скажем так, нефтепродуктов на некое биотопливо, насколько это реально. Вот Василий пишет о том, что он надеется дожить до того момента, когда энергия, добываемая посредством науки, а не разработки ископаемых, будет дешевле. Что скажете? Но существуют же. Нет, но существуют. И Бразилия на этом деньги делает.

Симонов: Жаль только жить в эту пору прекрасную уже не придется ни мне, ни тебе, Василий. Извините, что я «на ты» перешел, но я использовал цитату из классика. Что я хочу сказать по биотопливу? На самом деле я думаю, что я имею право это говорить, потому что тему биотоплива поднимал давно, еще когда была самая такая эйфория. И еще в 2006 году я написал книгу «Энергетическая сверхдержава», где очень четко выразил свое мнение относительно биотоплива. Мнение мое было простое, элементарное. Я сказал, что ребята,

в условиях, когда ограничены посевные площади в мире и свободных площадей нет, особенно в тех странах, где биотопливо особенно нужно, вы не можете одновременно переходить на биотопливо и бороться с голодом.

Если у вас население Земли растет в три раза за 100 лет, вы тогда скажите честно – мы биотопливом занимаемся или мы решаем проблему мирового голода? Потому что если Европа начинает в массовом порядке переходить на биотопливо, это означает, что надо честно сказать ребятам из беднейших стран Азии и Африки: «Вы извините, братцы, у нас тут биотопливо, а че вы будете жрать, это не наша проблема».

Пронько: Ну и что? Ну и скажут, Константин. Ну и что?

Симонов: Вот дальше произошло самое главное. После этого, ну, я, естественно, сказал, что если увлечение биотопливом не пройдет, первое, что мы получим, это будет резкий рост цен на продовольствие. Ну и что мы видим? В 2007-2008 годах этот рост цен начался. На пшеницу, на подсолнечник, на рис. Начиналось все со смешных вещей. Я как раз в книге описывал, что ребята, вот мы сейчас смеемся, а потом будем плакать. А смешное было что? Была такая история известная, что в США выросли как раз в то время цены на пиво. А почему? Потому что, что такое этанол, из чего его делают в Штатах? Прежде всего из кукурузы. И соответственно они стали сокращать посевные, из которых делали зерно и пиво в пользу кукурузы. И естественно стало не хватать сырья для солода, и цены на пиво стали расти. Тогда это казалось смешно, похихикали и хватит. А потом стали расти цены на все. На макароны и т.д. В Италии устраивали забастовки как раз на тему того, что растут цены на продовольствие, это реальный факт. Цены на продовольствие стали расти. И, кстати, те теоретики, которые выступали активно за биотопливо, в т.ч. европейские чиновники, например, Баррозу, который активно призывал к росту потребления биотоплива, когда ему стали говорить: «Дорогой друг, а как ты объяснишь рост цен?» Он сказал, я помню: «Китай начал есть, вот кто виноват в росте». Т.е. обвинили китайцев, которые, дескать, не ложку стали риса в день, а две ложки есть.

Пронько: Но тем не менее одно из заявлений новой администрации президента США Барака Обамы - это развитие альтернативных источников энергии, в т.ч. замена углеводородов на другие источники.

Симонов: Ну, в общем, с биотопливом разобрались или нет? Или еще продолжить?

Пронько: Т.е. вы считаете, что это отдаленно?

Симонов: Я хочу сказать,чтобы производить биотопливо, нужно меньше производить питания. Т.е. кукуруза, переработанная в этанол, это отобранная пища.

Пронько: Понимаете, а я не вижу в этом проблемы.

Симонов: Как не видите проблемы? Вы есть хотите или нет?

Пронько: Нет, минуточку. Развитые страны от этого как зависят?

Симонов: Да элементарно.

Пронько: Да плевать им на эти Африки и Азии.

Симонов: Ну потом и до них дойдет.

Пронько: Они сами будут решать этот вопрос.

Симонов: У них у самих цена растет, потому что сокращается…

Пронько: Спорный вопрос.

Симонов: Да как спорный? Цены на продовольствие растут в Европе.

Пронько: Спорный вопрос.

Симонов: Нет, спорный вопрос, что цены растут?

Пронько: С точки зрения того, что они будут избавляться от этой энергетической зависимости. Будут. И страны Европы и США.

Симонов: Я вам так скажу. Кто самый крупный производитель в мире биотоплива?

Пронько: Бразилия.

Симонов: Абсолютно правильно. Что сейчас происходит в сегменте биотоплива в Бразилии? Наступил резкий кризис. Т.е. те предприятия, которые тоже послушали всяких умников, типа Баррозу, набрали кредитов, и сейчас они отдавать не могут. Почему? А потому что цена на нефть упала и это биотопливо оказалось не таким конкурентоспособным.

Пронько: А, кстати, цена на нефть, которую мы сейчас наблюдаем, 52-53, ну, в диапазоне 50-55, это истинная цена нефтяного мирового рынка или что это?

Симонов: Я думаю, что цена в ближайшее время…

Пронько: И тогда у меня следом будет вопрос: «А что было тогда 147?»

Симонов: Нет, ну мы понимаем, что, естественно, как уже каждый вам школьник скажет, это все спекулятивная цена. Надуваются пузыри, сдуваются и т.д. Но. Момент очень важный все равно, связан с тем, что мы все время мыслим категориями сегодняшней недели. Т.е. не удивлюсь, если в течение ближайшего полугода цена на нефть опять пойдет вниз. И это будет, в принципе, вполне логично и нормально. Но, когда мы говорим о перспективе, скажем, пяти-семи лет, то абсолютно убежден, что цена на нефть все равно будет высокой. Поэтому когда я, например, писал, что цена на нефть будет высокой, я имел в виду игру в долгую. Сейчас многие хихикают и тыкают пальцем, он говорил, что нефть будет дорогой, а она, дескать дешевая. Кстати, тоже вопрос относительный, потому что если вы почитаете доклады мирового энергетического агентства, как раз в районе 2000-2001 года, то там самый страшный прогноз – это то, что в 2020 году цена на нефть может составить аж 50 долларов за баррель. Т.е. это казалось 9 лет назад…

Пронько: Нечто.

Симонов: …фантастической ценой, супервысокой. Сейчас это кажется смешной, низкой ценой. Т.е. ситуация изменилась. Поэтому я думаю, что цена на нефть вернется, это, безусловно, вопрос исключительно времени. Это объясняется очень просто. Мы начали говорить про альтернативу. Никакой альтернативы углеводородам нет и не предвидится. И на самом деле самый страшный враг альтернативным видам топлива – это дешевая нефть.

Дешевая нефть их уничтожит. И, кстати, кризис сейчас не только в сегменте биотоплива происходит. Кризис происходит и в других видах энергии. Например, солнечная энергия вообще нерентабельна, если нефть стоит 50 долларов. Никто этим заниматься не будет, если государство не будет выделять огромные субсидии. И, кстати, что сейчас происходит, в ступоре находится солнечная отрасль в Европе. А, кстати, когда мы говорим про солнечную энергию, там тоже много мифов, потому что часто мы видим пиаровские штуки. Композитор записал альбом в студии на солнечных батареях, премьер-министр Японии приехал в парламент на солнечном автомобиле. Т.е. пиара много, а толку мало. Реально один только емкий рынок в Европе существует по солнечным батареям. Это Испания. Да и то сейчас находится он в достаточно тяжелой ситуации.

Пронько: Давайте сейчас будем общаться со слушателями. Мы говорим о нефти, газе, о «нашем все» с точки зрения, конечно, российской экономики. Алло, добрый вечер! Как вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! Василий. Очень рад, что сегодня такая тема интересная.

Пронько: Спасибо!

СЛУШАТЕЛЬ: По поводу нефти и вообще по поводу «нашего всего». Сначала хотел бы все-таки вспомнить, что Мадлен Олбрайт сказала, что пока 25% всех энергоресурсов принадлежит одной стране в виде Сибири, итого пяти процентам населения планеты, до того момента никогда не настанет справедливости на этой планете.

Пронько: Ну, бабушка просто съязвила в очередной раз и по-другому к этому не надо относиться.

СЛУШАТЕЛЬ: Ну да. А это от того, что «наше все». На самом деле «наше все», не важно, Газпром управляет или не Газпром. А вот что я хотел спросить у вашего сегодняшнего гостя. Очень много на самом деле разговоров относительно того, что у нас падает добыча и у нас разведки-то никакой не осталось. Вот в этом плане когда у нас будут подвижки? Потому что насколько я понимаю, процесс затянулся давным-давно, на самом деле правильно, что пришли новые собственники и начали выжимать по максимуму. А вот то, что сейчас БТС-1, БТС-2, то же самое как бы. Я вижу ситуацию, что была одна команда в «Транснефти», она по жесткому сценарию, ну, воровала.

Симонов: Ха-ха.

СЛУШАТЕЛЬ: Пришла вторая команда

Пронько: Нет, так, стоять! Вы меня что, в суд хотите потащить? Я вас вместе с собой возьму. Если «Транснефть»…  нет, не надо так говорить. Слушайте, господа, ну, занимались бизнесом. Занимались бизнесом, все. Понятно?

Симонов: Просто Василий, в смысле, вы его оборвали,..

Пронько: Ну что будет с добычей-то?

Симонов: …но самое интересное, он только стал говорить про жесткое воровство в «Транснефти».

Пронько: А вы согласны, что жесткое воровство?

Симонов: Нет-нет, он хотел что-то сказать, что там старая команда воровала по-жесткому, я думал, сейчас он нам расскажет про новую команду, с интересом хотел послушать.

Пронько: Нет, суть вопроса была в том, что геологоразведка, новые месторождения, новые открытия, вот это когда у нас наступит?

Симонов: Василий абсолютно прав с точки зрения того, что опять же, когда мы говорим про кризис в нефтяной отрасли, то я о том и говорю, что у нас многие находятся в эйфории на тему частного бизнеса в нефтяной отрасли.

Так вот, геологоразведка была как раз тем сегментом, на котором экономили в первую очередь. И естественно, ситуация аховая и в последние только годы мы наблюдаем такую тенденцию, что все-таки в России сейчас прирост запасов больше, чем добыча. Т.е. грубо говоря, мы приращиваем запасы, т.е. мы добываем, вроде нефти меньше становится, но при этом за счет геологоразведки мы приращиваем больше запасов. Известна же вот эта байка – в России нефти хватит на 22 года. А как это берется? Берутся запасы и делятся на добычу. Есть такой коэффициент RP, т.е. resources на production. И берутся от этого страшные цифры. Ну, конечно, мы же понимаем, это как, через 22 года проснулись, а в стране ни капли нефти нет ни в одном месторождении? Это абсурд. Вот это одна из баек, кстати, которые преследуют нас очень давно. Но на самом деле все равно компании экономили на самом дорогом виде геологоразведки. Вот если вы поговорите с нефтяниками профессиональными, они вам скажут, что если вы разведочного бурения не делаете, то все ваши построения вызывают сомнения. А ведь сейчас новые технологии. Здесь тоже как бы вопрос новых технологий, потому что есть 2D-разведка, 3D-разведка. А что такое 3D-разведка? Т.е. разведка при помощи компьютерного моделирования, вы моделируете пласт в 3D-формате. Но опять же, смоделировать – здорово, но все равно, если вы не бурите скважин, вы понять не сможете.

Пронько: Т.е. вы считаете, что государство должно заниматься геологоразведкой?

Симонов: Я хочу сказать, что есть подозрения, что все-таки часть данных по приросту запасов, они могут оказаться немножко преувеличенными, потому что никто их не проверял. Государство итак занимается геологоразведкой вообще-то, и это его безусловная функция. Я абсолютно согласен, что государство должно этим заниматься, но когда я вижу те цифры, когда государство с гордостью говорит, что мы увеличили расходы на геологоразведку, а потом смотришь, какие-то смешные цифры называются, то мы понимаем, что, именно сейчас, кстати, мы опять начнем экономить на будущем. А что такое экономия на геологоразведке? Это значит вы сейчас сокращаете траты за счет будущего. Нам это сейчас и предлагают сделать. А зачем типа сейчас геологоразведка? Сейчас цена низкая. Вот цена подрастет, будем ею заниматься. Это очень опасная логика.

Пронько: Константин Симонов, гендиректор Фонда национальной энергетической безопасности сегодня в «Реальном времени». Вы можете позвонить и задать ему свои вопросы по телефону:               730-73-70       , либо присылать их на наш интернет-сайт - finam.fm. Алло, добрый вечер! Как вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер! Владимир. Вопрос к вашему эксперту. Вот вы упомянули о том, что существует мировая технология, там coal to liquid. А Россия является автором технологии gas to liquid. Вот скажите пожалуйста, вашему эксперту знаком такой процесс, минуя синтетический газ? И есть ли перспективы в России производства синтетического топлива из газа, а не из нефтепродуктов?

Пронько: Спасибо, я думаю, понятен вопрос. Пожалуйста, Константин.

Симонов: Это известный парадокс России, который заключается в том, что у нас много чего первого придумали, но довести до серьезного промышленного освоения…

Пронько: Ну не воспользовались.

Симонов: Да, не смогли. Потому что мы тоже знаем, что действительно, и, кстати, технологии-то сжижения газа того же, оно тоже в России начиналось. И эксперименты были. Но, извините меня, одно дело придумали что-то, а другое дело - придумали, запатентовали, нашли инвесторов, реализовали в промышленном объеме и вывели это все на рынок. Вот этого у нас нет. Поэтому, к сожалению огромному, давайте честно признаем, что

Кулибиных у нас много, но современный бизнес предполагает, что этот Кулибин должен найти инвестора и этот продукт довести до промышленного использования.

Вот этого мы делать, к сожалению огромному, не научились. Поэтому опять у нас будет как с вертолетами и с прочим. Так мы же это первые придумали! Ребята, мало ли кто что первый придумал, важно, кто это использовал и коммерчески реализовал. Вот и все.

Пронько: Вот именно, кстати, по такой концепции работают американские компании.

Симонов: Ну и правильно делают.

Пронько: Вы можете кто угодно придумывать, но мы выкупим ваш патент и будем этим заниматься.

Симонов: Конечно.

Пронько: Алло, добрый вечер! Как вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! Камиль. Я студент, учусь уже на последнем курсе и у меня такой комментарий по поводу биотоплива. Я читал статью на сайте drive.ru, там такие интересные статьи и в частности говорилось про экологичность этого самого биотоплива. Да, никто не сомневается, не спорит по поводу того, что выхлопы намного безвреднее, чем выхлопы из бензиновых двигателей, но там происходило сравнение выхлопов из бензиновых двигателей и выхлопов заводов, которые производят эти этанолы, биотопливо. Потому что в статье писалось, что очень такое загрязняющее атмосферу производство этого самого этанола, что если суммировать эти выбросы, которые производят автомобили и которые производят заводы по производству этанола, разница в экологичности не очень большая.

Пронько: Камиль, а вы учитесь здесь в Москве в каком вузе? Вы нефтью, газом занимаетесь, вообще топливом?

СЛУШАТЕЛЬ: Нет, не совсем топливом. Я учусь в финансовой академии в сфере налогообложения.

Пронько: Вы правильно поступили и правильно заинтересовались темой нефтегазового комплекса, ха-ха.

Симонов: Ну, конечно.

СЛУШАТЕЛЬ: Потому что у нас есть налогообложение в сфере нефтегазового комплекса, в т.ч. и налог на добычу полезных ископаемых. Мы его изучаем и касаемся производства даже.

Пронько: Спасибо, Камиль! Откомментируете?

Симонов: Спасибо, Камиль, за напоминание. На самом деле просто у нас, видите, тем много, я не успел развернуться по биотопливу. Абсолютно верно. Такая проблема тоже поднималась, так же, как и поднимался на самом деле вопрос, а сколько энергии используется при перегоне той же кукурузы или тростника в биотопливо. Потому что когда считают, очень многое остается за гранью, в т.ч. экологический ущерб. Кстати, это не только по биотопливу. Ветряки те же. Исследование влияния ветряков на ту же флору и фауну, особенно с точки зрения влияния на птиц и зверей, тоже на самом деле зачастую закрываются глаза, вот сделали вид о том, что это экологически чистая энергия. Если копаться, вопросов очень много будет возникать. И опять же, я говорю, что здесь с биотопливом очень много таких пиаровских штук, вот приведу один из таких последних примеров.

Пронько: Мифологизированных, скажем так.

Симонов: Да. Есть такой известный британский миллиардер Брэнсон, компания Virgin Group, он в Россию приезжал. Кстати, такой экстравагантный немножко бизнесмен. Он во всеуслышание заявил, что он сделал полет на своем личном самолете Боинг-747 на кокосовом топливе. Об этом все газеты написали, в т.ч. и русские. «Брэнсон совершил полет на кокосовом топливе». Я стал разбираться, что за кокосовое топливо.

Пронько: Заголовок, я вам как журналист могу сказать, просто великолепный. Кокосовое топливо, самолеты летают на кокосовом топливе.

Симонов: Оказалось, что он сам говорит, что кокосовым топливом был заправлен один из двигателей, да и то на четверть, 25%, да и то в этих 25% кокосовой водой. Короче говоря, потом я стал говорить с нефтехимиками, они меня заверили, что самое интересное, что научились уже этанол применять в автомобилях, т.е. на бензин заменять. Но керосин заменять на этанол не научились. Т.е. никакого кокосового топлива, в принципе, быть не может. Поэтому человек взял кокос, отжал 100 грамм, залил в свой самолет и на весь мир трубит, что он летал на кокосовом топливе. А наши газеты это все переписывают, а потом нам говорят – вот, биотопливо, скоро будем на кокосах летать.

Пронько: Ну, потому что нашим газетам и нашему телевидению государственному хочется иногда угодить.

Симонов: Почему? Газеты у нас, кстати, негосударственные об этом написали.

Пронько: Негосударственные?

Симонов: Конечно.

Пронько: Ну это значит желтая пресса.

Симонов: Да ничего не желтая.

Пронько: Ну ладно, вы мне за эфиром...

Симонов: В том-то и дело, что у нас и деловая пресса тоже.

Пронько: Я вас умоляю… Алло, добрый вечер! Как вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! Сергей. Слушаю передачу, интересная очень. И вот по поводу биотоплива. Хотели у меня товарищи, не буду называть ни компанию, ни имен, значит, достаточно серьезные товарищи, занимающиеся пшеницей в России, одни из экспортеров мощных, поставить, вот когда нефть была по 150, больше сотки, хотели, как раз бизнес-проект был по поводу строительства в одной из южных наших областей несколько предприятий именно по производству этанола для целей биотоплива.

Симонов: Из пшеницы?

СЛУШАТЕЛЬ: Да, из пшеницы, но только не твердых сортов, а из такой как бы кормовой.

Симонов: Четвертый сорт.

СЛУШАТЕЛЬ: Ну и соответственно очень долго привлекали всяких консультантов, всяких Маккинзи и т.д. В общем-то, поняли, что на самом деле достаточно утопичная вещь у нас в РФ это делать именно, потому что реально эту пшеницу проще все-таки экспортировать, куда они ее экспортируют, в страны южного региона, типа Иран, еще куда-то. Хотя на самом деле стоимость такого завода несравнима со стоимостью завода по сжижению газа. Там миллиард, а здесь порядка 10-20 миллионов долларов. На самом деле разница очень большая. Это первый момент. И второй момент. Хотел вопрос задать вашему участнику по поводу все-таки того, что в стране у нас происходит с технологиями, и есть ли не просто 20-30 программа, а определенный какой-то алгоритм действий структур, прописанных жестко, закрепленных в государственном документе, в котором нам надо вылезать из того кризиса, в который на самом деле попала наша нефтяная отрасль в связи с тем, что реально пришли не совсем эффективные товарищи?

Пронько: Спасибо. Слушайте, вы меня сегодня точно под суд подведете все. Реально неэффективные товарищи вообще. Ну о чем вы говорите?

Симонов: Вы свободная пресса или нет? Чего вы боитесь-то?

Пронько: Мы свободная пресса, я ничего не боюсь.

Симонов: Вот.

Пронько: Но, понимаете, это тоже из серии желтой прессы. Пришли не совсем эффективные товарищи.

Симонов: Ха-ха.

Пронько: Давайте фамилии еще назовем.

Симонов: Прервали человека, который нам про «Транснефть» хотел рассказать.

Пронько: Я ведущий, имею право. Говорите, Константин, теперь вы.

Симонов: Нет, на самом деле интересная идея, честно говоря, из пшеницы очень редко кто проекты пытается реализовывать насчет этанола. У нас обычно рапс пытаются применить и тоже, кстати, масса вопросов, потому что рапс же это сорняк. Вот вы посадите рапс, потом вы его уже не изведете. Т.е. еще раз говорю, тут можно очень много говорить про биотопливо. Хотя я не отрицаю того, что какие-то локальные решения возможны. Например, опилки. Это же тоже биотопливо. У нас огромное количество отходов от древесного производства. Но это можно делать, этим можно заниматься. Но когда фантастические проекты предлагают, засадить все рапсом, я всегда так аккуратно отношусь. Но, спасибо, за пример тоже, возьму на вооружение, действительно, что не удалось это делать. Что касается вот этой стратегии, опять же я говорю, что это некая как бы такая программа амбициозная в чем-то, вот что нам надо так развивать отрасль, но она не имеет статуса закона. Т.е. если мы это не выполним, никто не будет наказан. Поэтому у нас, безусловно, нет, к сожалению, какого-то плана развития технологий жесткого нет, все это у нас носит характер как бы хорошо бы, чтобы было.

Пронько: А планировать стоит. И это принципиальный момент.

Симонов: Стоит. Конечно, стоит.

Пронько: Создавайте условия для бизнеса, планируйте. И все это будет. Я и согласен с вами, надо определять 10 заводов, 150 супер Джет-100. Т.е. это все должно быть обозначено. Еще, кстати, мы сегодня о мифах с вами говорим периодически. Большой миф, что рынок – это не плановая экономика. Рынок – это как раз самая что ни на есть плановая экономика.

Симонов: Нет, ну не даром же слово бизнес-план существует, правильно же.

Пронько: У Госплана были другие проблемы. С издержками они никак не могли рассчитаться. Алло, добрый вечер! Как вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! Вячеслав. Очень интересный собеседник, честное слово. Сейчас вас слушаю и так он простым доходчивым языком рассказал, что происходит у нас вообще с энергоресурсами в стране. По мифам поговорили, тоже здорово, про биотопливо. Все равно ведь люди звонят.

Пронько: Вячеслав, у меня 5 минут осталось до конца эфира. Ваш вопрос, а вы время тянете.

СЛУШАТЕЛЬ: Задаю вопрос. Быстро.

Пронько: Давайте.

Симонов: Пущай комплименты, комплименты скажет, что же вы, ха-ха.

Пронько: Да комплименты в другой раз.

Симонов: Спасибо, Вячеслав.

Пронько: Я вам обещаю, я господина Симонова еще приглашу. Вопрос.

СЛУШАТЕЛЬ: Да, виноват. Вопрос такой. Вот Фонд существует, умный человек руководит, все здорово рассказывает. А есть какой-то прок, вообще кто-нибудь к этому, в принципе, прислушивается у нас в стране? Или у нас как обычно, есть умные ребята, красиво рассказывают, ну и бог с ними?

Пронько: Спасибо! Хороший вопрос.

Симонов: Спасибо, Вячеслав, за комплименты и за вопрос. Действительно, Фонд существует уже почти три года. Мы не просто умным и доходчивым языком объясняем радиослушателям Финам FM и других СМИ, что у нас происходит. Мы, в принципе, оказываем и консалтинговые услуги, можно на наш сайт зайти, мы достаточно определенную линейку продуктов делаем. Кому-то это интересно. И частным компаниям. И государственным компаниям.

Пронько: Константин, вопрос был о другом. О том, кто прислушивается.

Симонов: Нет, с точки зрения государства, ну это надо у государства спросить. Конечно, здесь, к сожалению, к нам обычно прислушиваются, когда мы что-то скажем, это напрягает, в прессе. Вот у меня одна компания недавно, я дал интервью одному тоже изданию, упомянул одну компанию, как пример.

Пронько: Вы их напрягли.

Симонов: И вот их письмо возмущенное – что вы творите, что вы про нас такое говорите? А когда говоришь, ребята, посмотрите, что в отрасли происходит, т.е. волнует, когда что-то скажешь, ну и то как бы вот так, не то, что давайте задумаемся, что происходит. Почему вы это говорите? Больше этого не говорите никогда. Т.е., к сожалению огромному, у нас такая огромная инерция существует и поэтому чего-нибудь скажешь, возмутятся, но так – вы больше, пожалуйста, это не говорите. Но, к сожалению, я говорю не для того, чтобы на меня обратили внимание, а чтобы…

Пронько: А если вам предложат деньги, вы не будете говорить?

Симонов: Да будем, конечно. Хочется действительно же, чтобы что-то…

Пронько: Т.е. вы такие честные?

Симонов: Понимаете, хочется действительно, чтобы что-то изменилось. Потому что если мы ничего не сделаем, это же не шутка. Через пять-семь лет начнется обвал этой отрасли. Мы сидим на суку нефтегаза, все вопим об этом, а если сук этот рухнет, вообще непонятно, что будет с государством.

Пронько: Давайте, наверно, еще один звонок успеем принять. Алло, добрый вечер! Как вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день! Виталий. Я хотел бы немножко вернуться к теме альтернативных источников энергии. И вот как раз насчет такой технологии, т.е. как бы и участники, наша фирма изготовитель оборудования такого. Это высокотемпературные реакторы переработки, скажем, отходов любого углеводорода содержащих, в т.ч. и опилки упомянутые. Т.е. это достаточно несложная технология, но она объединяет ряд того оборудования, которое находится в разных отраслях как раз производства. Это нефть, химия и, скажем, энергетика. Т.е. вот на грани смежных отраслей. И переработка, то, что мы говорили и слышали, вот переработка, допустим, какого-то пищевого сырья, конечно, это нерентабельно на сегодняшнее время. А уделить внимание ближайшее, потому что строительство любого объекта – это примерно год-два, а то и три, когда мы выйдем на тот момент, когда падение нефти достигнет возможно критического состояния, значит, эту технологию вполне возможно как раз осваивать.

Пронько: Да, спасибо! Как прокомментируете?

Симонов: Мне кажется, Юрий, надо делать отдельную передачу по альтернативным видам энергии.

Пронько: Вообще да, я в этом уже убедился.

Симонов: Потому что я удивлен, конечно, но основное количество вопросов именно об этом идет. Я просто хочу сказать, что…

Пронько: Да нет, я могу вам почитать то, что в интернете идет. «Правда ли, что экспорт российской нефти контролирует 506 малоизвестных нефтетрейдеров?» Рустам пишет. Я не знаю, почему. Я вам процитировал то, что написано.

Симонов: Нет, так видите, читатель иногда может более информированный, потому что…

Пронько: Абсолютно.

Симонов: …вот про нефтетрейдеров-то.

Пронько: И то, что аудитория умнее нас – это факт.

Симонов: Согласен, абсолютно.

Пронько: Конечно.

Симонов: По поводу вопроса хочу сказать, что да, безусловно, поймите меня правильно. Я не говорю о том, что надо запретить законодательно развивать альтернативные виды энергии. Я против того, что когда нам говорят, что вот сейчас что-то там изобретут, перейдем на какой-то уклад и нефть и газ никому не будут нужны. Вот это, конечно, мифы. Зачастую сама погоня за альтернативными источниками энергии превращается в какую-то самоцель. А, конечно, локальные решения возможны, они и по пеллету возможны. Я просто не совсем понял до конца ту технологию, о которой сейчас было сказано.

Пронько: Мы тогда встретимся отдельно, соберем экспертное сообщество и вас пригласим, Константин, на эту тему. Тему именно альтернативного топлива. Коль скоро она вызвала такой повышенный интерес. Я вас благодарю! Спасибо вам большое!

Симонов: Спасибо всем!

Опубликовано: Finam.fm, 14.04.2009