Счастье за семью морями

От downstream к upstream 

Одной из составляющих доктрины энергетической сверхдержавы, выдвинутой несколько лет назад российскими властями, являлось превращение отечественных энергетических компаний в глобальные. Стратегическим путем виделось вхождение в зарубежный бизнес в сегменте downstream. Тем самым нашим концерны должны были замкнуть производственную цепочку, контролируя добычу на российской территории, транспортировку, а затем переработку и сбыт, но уже на территории других государств. В итоге российские корпорации должны были получить доступ к конечному потребителю и контролировать «последнюю милю», что должно было увеличить их доходы.

Понятно, что западные государства не готовы были встретить россиян с распростертыми объятьями, и на пути реализации подобных планов возникли серьезные проблемы. Владимир Путин предложил обмен активами – за допуск в downstream РФ готова была пустить зарубежные концерны в свой upstream, но и это не помогло. Число обменных сделок оказалось слишком ограниченным. В итоге наши успехи по вхождению в европейский downstream оказались довольно локальными и географически ограниченными – прежде всего это были страны юго-восточной Европы, которые до «январской войны» не были так сильно напуганы «ужасной Россией с энергетическим оружием». Но в «старой» Европе побед было гораздо меньше. Думается, ужесточение допуска нерезидентов в российскую добычу связано не столько с пресловутым «ресурсным национализмом» и осознанием богатыми ресурсами странами своей растущей роли в условиях надвигающегося энергетического голода, но и тем, что Путин был обижен поведением Европы, декларировавшей либеральный подход к покупке долей в своих концернах, но на деле создавшей значительные ограничения для подобных практик. Формальным оправданием стала антимонопольная политика, борьба с вертикально-интегрированными компаниями и попытка искусственно стимулировать конкуренцию. В реальности российские компании раз за разом стакивались с политическими обусловленными ограничениями, которые маскировались под различные экономические и юридические преграды.

Знаменитый закон «О порядке осуществления иностранных инвестиций в коммерческие организации, имеющие стратегическое значение для национальной безопасности Российской Федерации» ознаменовал новый поворот в нашей внешней энергетической политике. Он выдвинул довольно жесткие требования по вхождению нерезидентов в российские добычные проекты. Это можно трактовать как отказ от политики обмена активами. Теперь ставка стала делаться не на обмен, а на покупку всего что можно. Исполнительная власть не оставила планов по глобализации российского энергетического бизнеса. Но теперь уже, словно от обиды на западных партнеров, стала поощрять любые покупки за рубежом. И постепенно внимание стало переключаться от переработки и сбыта на добычу. Соответственно, изменились и географические приоритеты. Европа все же остается основным рынком сбыта углеводородов. Но лакомых добычных проектов там как раз нет. Значит, взор обращен на другие страны и континенты.

И хочется, и колется

В последний год число обсуждаемых проектов с участием российских корпораций в добычных проектах в других странах резко выросло. Это касается и Центральной Азии, и Африки, и Азии, и Латинской Америки. Логика в этом вроде бы есть. Когда цены на нефть были высокими, многие ресурсообеспеченные страны рассорились с западными мейджорами, ухудшая для них условия участия в проектах и требуя для себя все новых и новых бонусов. Это ярко видно, например, в сокращении числа месторождений, разрабатываемых на условиях соглашений о разделе продукции.

Но экономический кризис и падение цен на нефть привели к ухудшению ситуации для этих государств. Нефтегазовая рента является самым главным источником бюджетных доходов. Значит, им нужно наращивать добычу. Иначе гарантирован социально-экономических кризис, чреватый демонтажем существующих политических режимов. А для этого нужны партнеры, которые обеспечат и инвестиции, и технологии. Поэтому для России открывается окно возможностей. Именно российские корпорации готовы выступить главными субститутами западных концернов. Конкурировать здесь могут лишь китайские и индийские компании, рыскающие по миру в поисках свободных добычных проектов. Это, конечно, серьезная проблема. Но все равно шансы расширить количество внешних проектов увеличились – только уже не в переработке и сбыте, а именно в добыче. И не в Европе, а более далеких регионах. В итоге сегодня более 10 российских нефтегазовых компаний в той или степени участвуют или ведут переговоры по 45 зарубежным проектам в сфере разведки и разработки нефтегазовых месторождений в более чем 20 странах Африки, Латинской Америки и Азии. Даже на Ближнем Востоке, где политическая ситуация не слишком поменялась, появились некоторые наработки. Например, в 2008 году совместное предприятие группы ЛУКОЙЛ и Saudi Aramco открыла скопление газа и конденсата в центральной части Блока А в Саудовской Аравии.

Собственно, западные мейждоры основную добычу ведут именно за пределами стран проживания своих основных акционеров. Крупные компании работают по всему миру, географическая карта проектов у них весьма пестра и разнообразна. Вроде бы логично последовать их примеру, тем более что такие возможности появились.

Плюсы такой стратегии ясны. Добыча в некоторых регионах может оказаться довольно рентабельной. Кроме того, некоторые страны находятся ближе России к интересным рынкам сбыта – например, к Соединенным Штатам. С другой стороны, есть и довольно очевидные минусы. Трудности в собственном upstream становятся все более очевидными. Кризис привел к негативным явлениям непосредственно в российском upstream: массовому сокращению инвестпрограмм, переносу срока ввода новых проектов, еще одному падению интереса к геологоразведке. Опять идет активная экономия на будущем. Так, согласно данным ЦДУ ТЭК, российские компании в январе-июне 2009 года пробурили 267,9 тыс. м разведочных скважин, что на 41,2% меньше, чем за аналогичный период 2008 года

Российские концерны испытывают нехватку свободных финансов. А рост инвестиций необходим, потому что основные старые месторождения находится в стадии падающей добычи. Возникает вопрос о том, стоит ли распылять имеющиеся ресурсы? Может быть, в условиях кризиса не стоит стремиться влезть в любые проекты только ради придания своему бизнесу ореола глобальности?

Например, в июле 2009 года было принято решение о выделении Газпромбанком кредита Венесуэле на $4 млрд на освоение природных ресурсов. Эта сумма весьма пригодилась бы для реализации новых проектов на российской территории.

Кроме того, в ряде регионов весьма велики политические риски. Возьмем Латинскую Америку. «Боливарианская революция» привела к тому, что западные мейджоры начинаются изгоняться из добычного бизнеса в этих странах. Однако это вовсе не означает снижение политических рисков для новых инвесторов. Наоборот, в период кризиса стабильность боливарианских режимов вызывает сомнение, и если они посыпятся, то это неизбежно коснется и российских инвестиций.

Возьмем пример последних контрактов «Зарубежнефти» с кубинскими партнерами. «Зарубежнефть» намерена заняться геологоразведкой в Мексиканском заливе, где она будет работать вместе с кубинской Cubapetroleo. Однако если дело дойдет до добычи, то ситуация будет весьма неопределенной. Сегодня более половины объемов нефти для своих нужд Куба импортирует из Венесуэлы. Значит, вроде бы существует потенциал импортозамещения. Однако не стоит забывать, что Уго Чавес поставляет своим кубинским политическим партнерам нефть по демпинговым ценам. Кубинская экономика платить за нее высокую цену просто не способна. Но зачем нам субсидировать Кубу? Конечно, напрашивается и другое маркетинговое решение – экспорт в США. Однако при режиме братьев Кастро это выглядит фантастически. А если режим сменится, то есть все основания думать, что тут же поменяются и участники шельфовых проектов, а американские мейждоры просто выкинут российские компании с кубинского шельфа. Такой расклад на «острове свободы» выглядит для Росси патовым.

Кроме того, нас будут втягивать в гораздо боле масштабные проекты. Многие лидеры богатых ресурсными стран готовы рассматривать проекты в области энгергетики как часть общей кооперации – значит, они будут ждать инвестиций и в другие сферы. А это опять же увеличивает. Но так готовы работать наши конкуренты - например, Китай, который, например, этим летом подписал договор о строительстве железной дороги в Венесуэле. Предполагается, что дорога пройдет между нефтяными и сельскохозяйственными регионами латиноамериканской страны. 40% в новом совместном предприятии будет принадлежать госкомпании China Railways. Проект обойдется в $7,5 миллиарда до 2011 года. Китай может втянуть нас в инвестиционную гонку – и это в тот момент, когда мы нуждаемся в резком увеличении инвестиций в проекты на российской территории.

Гонка наперегонки с Китаем

Проблему Китая следует описать отдельно. КНР неизбежно будет конкурировать за то пространство в мировом upstream, которое на волне «ресурсного национализма» удалось отвоевать у западных мейждоров. Китай уже фактически ведет покупку богатых нефть стран, выдавая им огромные кредиты под гарантии будущих поставок. Petroleos de Venezuela получила от Китая $4 млрд, Казахстан - $5 млрд, которые пойдут нефтяной компании «Казмунайгаз» для совместной покупки с китайской CNPC компании «Мангистаумунайгаз». Бразильская Petrobras получит от банка развития Китая $10 млрд для разработки офшорного месторождения Tupi. Также Китай выделил Туркменистану кредит в 3 млрд долларов на разработку знаменитого газового месторождения Южный Иолотань, на который молятся многие европейские потребители как на основную надежду ЕС в вопросе диверсификации газовых поставок (и, видимо, делают это совершенно зря – добывать газ там будут китайцы – естественно, не для европейского рынка).

Естественно, что не забыта и Африка. Зимбабве выделен кредит в $950 млн. – понятно, что в обмен на доступ к недрам страны. Кредит будет полностью израсходован на покупку китайского оборудования и реализацию инфраструктурных проектов китайскими подрядчиками. Китай активно теснит в Зимбабве и других странах Африки англосаксонские нефтегазовые и горнорудные концерны. Так, в июле 2009 года государственные нефтяные компании КНР - Sinopec Corp. и Cnooc International - достигли соглашения о приобретении у американской Marathon Oil 20% участия в компании по добыче нефти на шельфе Анголы. Размер сделки - $1,3 млрд долларов США.

Да и наши «Роснефть» и «Транснефть» договорились взять у КНР $25 млрд под поставки 300 млн т нефти в течение 20 лет.

Но стратегия Китая ясна – с 1995 года эта страна потребляет нефти больше чем добывает, стремительно наращивая физические объемы импорта нефти. У Китая очень мало собственных запасов углеводородов, и он вынужден вести такую агрессивную экспансию. У нас же ситуация совершенно иная. М не с можем конкурировать с Китаем, который готов вложить в расширение внешней экспансии значительную часть своих резервов (которые составляют порядка $1,9 трлн.). Мы же будет проигрывать КНР эту борьбу. В той же Африке мы порядочно отстали от Китая.

Значит, есть угроза, что нас будут банально использовать для шантажа – как западных, так и европейских компаний. Дескать, смотрите, русские тоже хотят добывать.

Яркий пример – Нигерия. В мае 2007 года там сменился президент. Новый лидер Умар Яр’Адуа сразу же начал торг с западными гигантами по условиям работы в местных проектах. В начале 2008 года в СМИ была вброшена информация о переговорах с «Газпромом», якобы предлагавшем большое стратегическое соглашение об инвестициях в размере $2 млрд. Таким образом, был послан сигнал Royal Dutch Shell, ExxonMobil и Total о том, что если они не будут сговорчивыми и не профинансируют дефицит бюджета в совместных предприятиях с National Nigerian Petroleum Corporation, их место могут занять конкуренты из России. В итоге в мае 2008 года Shell подписал соглашение о выплате $3,1 млрд., ExxonMobil – $2 млрд., а французская компания – $1 млрд. После этого Нигерия прекратила с «Газпромом» переговоры по инвестициям в эти проекты. Правда, взамен ему предложили участвовать в финансировании Транссахарского газопровода - но это не добычной, а инфраструктурный проект. К томе же связанный с большими политическими рисками. Обеспечить безопасность такого газопровода намного сложнее, чем добычного месторождения. А о политических рисках в Африке нам напоминает едва ли не каждую неделю: вспомнить хотя бы недавние теракты исламистов в Нигерии.

Выбор стратегии

Возникает вопрос о том, какой же все-таки должна быть стратегия глобализации российских энергетических компаний и выхода в добычной сегмент в других странах. Ясно, что нужно пытаться соединить основные бонусы от зарубежных проектов и минимизацию рисков для производства нефти и газа собственно на территории РФ. Тем более что едва ли не половина всех новых зарубежных проектов российских компаний в сегменте upstream возникла в последние два года. Подавляющая их часть находится в стадии подписанных меморандумов о намерениях. Значит, пока говорить о переводе их в реальные контракты пока преждевременно. Значит, пока больше разговоров о добыче за рубежом, чем реальных дел. Сейчас не видно единой стратегической линии – проекты развиваются хаотично. Значит, есть что обсудить.

На мой взгляд, есть два пути, которые бы позволили это сделать. Первый – все же сделать акцент на постсоветском пространстве. Этому есть несколько причин. Инициатива в нефтегазовом комплексе СНГ нам стремительно утрачивается. Увлекшись далекими странами, мы можем окончательно потерять этот регион. А ведь он обладает серьезным добычным потенциалом. Иначе бы западные и китайские концерны не проявляли бы здесь такой активности.  

Возможно, вместо Венесуэлы было бы логичнее добывать нефть в Казахстане или газ в Туркмении. Это – если называть вещи своими именами - наши бывшие колонии. А метрополии свои колонии стараются не забывать. Это видно и в Африке, и в Латинской Америке, да и в самой Европе. Возьмите Австро-Венгрию – австрийская OMV контролирует венгерскую MOL («Сургутнефтегаз» туда не пускают, несмотря на приобретение пакета акций), а также активно ведет проекты на территории бывшей Югославии (например, Adria LNG в Хорватии)

Второй путь - выделить специальную компанию для работы в зарубежных проектах, которая не имела бы активов в российском upstream. Собственно, такая компания уже есть. Сегодня добыча нефти за пределами СНГ ведется только «Зарубежнефтью» во Вьетнаме через компанию «Вьетсовпетро» - если не считать небольших объемов добычи ЛУКОЙЛа в Египте. Однако «Зарубежнефть» как раз очень хочет получить проекты на российской территории, о чем говорит ее активность в Ненецком округе. Возможно, таких компаний должно быть несколько. Но все же добычной бизнес внутри России должен быть отделен от зарубежного - так будет гораздо проще считать рентабельность проектов и понимать, насколько нам выгодны подобные игры в глобальность. 

Крупные же российские ВИНК все же должны сосредоточится на приобретении активов в сегменте downstream, как это и было еще несколько лет назад. Тем более что некоторые успехи за последний год есть. Это, например, покупка «Газпром нефтью» компании Naftna Industrija Srbije. При разумном подходе и доля в MOL может отказаться для Сургутнефтегаза неплохим активом. Наконец, Еврокомиссия в начале августа одобрила заявку ЛУКОЙЛа на приобретение 45% в голландском нефтепереработчике Total Raffinaderij Nederland NV, который владеет НПЗ Vlissingen мощностью около 8 млн тонн нефти в год, а также долей в одном из крупнейших нефтяных терминалов в мире — Massvlatke Olie в Роттердаме. Такая стратегия позволит замкнуть производственную цепочку от российских месторождений до конечных потребителей нефтепродуктов за рубежом. Эту задачу мы так полностью и не решили – но это не значит, что она абсолютно не реальна.

Автор: Константин Симонов, генеральный директор Фонда национальной энергетической безопасности

Источник: Нефть России, сентябрь, 2009