Углеводороды и инновации

Эксклюзивное интервью с кандидатом политических наук, генеральным директором Фонда национальной энергетической безопасности Константином Симоновым.

На недавнем Форуме стран-экспортеров газа (ФСЭГ) в Алжире представители крупнейших газодобывающих государств признали, что существующая цена на газ несправедлива. Было предложено «привязать» ее к нефтяному эквиваленту и вообще сократить добычу «голубого топлива». По мнению экономистов, это позволит сохранить ресурс для будущих поколений и повысить его цену.

Присоединиться ли Россия к этим предложениям? А если смотреть более широко – какую политику в области добычи углеводородов будет проводить Российская Федерация в контексте мирового энергетического баланса, и не мешают ли ей нефть и газ переходить на инновационные рельсы, уже давно ставшие притчей во языцех?      

Об этом мы беседуем с кандидатом политических наук, генеральным директором Фонда национальной энергетической безопасности Константином Симоновым.

- Как известно, на последней встрече представителей стран-экспортёров газа речь шла о несправедливой цене на этот вид топлива. Предлагалось уменьшить его добычу и привязать цену на газ к цене на нефть. Насколько вероятно такое развитие событий?

- Для начала надо понять, что такое справедливая цена: этот термин достаточно непростой. Многие покупатели видят справедливую цену по-другому, нежели производители. Если мы посмотрим на любой товарный рынок, то понимание справедливой цены, в общем-то, не является экономической категорией. И это удивительно, что в сегменте углеводородов такой термин вообще всплыл. Экономическая теория до сих пор не может чётко объяснить, откуда берётся цена. На этот счет были совершенно разные концепции. Например, концепция Карла Маркса о трудовой теории стоимости говорила о том, что она есть воплощённый в товаре труд, плюс прибыль собственника средств производства. Но тогда не ясно, как образуется, скажем, цена на картину Малевича «Чёрный квадрат». Потому что там воплощённого труда крайне мало. В экономической теории это известно под названием «парадокса воды и бриллиантов». Это когда в пустыне за бутылочку воды вы готовы отдать любые бриллианты, в то время как в обычной жизни этого не сделаете. Поэтому справедливая цена, по большому счёту, это та цена, которую покупатель готов сегодня заплатить. В ситуации, когда углеводороды остаются востребованным товаром, есть фундаментальные предпосылки для того, чтобы их стоимость была достаточно высокой. И главная предпосылка – это постоянный рост народонаселения. Другая предпосылка заключается в том, что если мы говорим про альтернативные виды топлива – биотопливо, солнечную и прочую энергию – они становятся интересными для инвестиций в случае, когда цена на углеводороды высока. А когда цена низкая, инвестировать в них нет никакого смысла.

Что касается газа, то идея его привязки к нефти уже зафиксирована в долгосрочных контрактах, которые Россия подписала с европейскими странами. Это основной принцип ценообразования на газ в Европе. Кстати, быть может, он и не совсем верный, поскольку стратегически газ является более ценным топливом, чем нефть, Это связано с его экологическими и теплотворными свойствами, которые не учитываются в цене. А ведь газ и как энергоноситель, и как сырьё – вещь более любопытная и дорогая. Тем не менее, мы считаем, что на сегодняшний день привязка к цене на нефть является, с точки зрения долгосрочных контрактов, выгодной и покупателю, и поставщику. Так почему же на прошедшем форуме возникла проблема образования стоимости газа? Потому что Европа вслед за Соединёнными Штатами и Британией пытается активно развивать так называемую спотовую торговлю, т.е. рынок краткосрочных контрактов. С одной стороны это говорит о том, что газ должен быть автономным товаром, который торгуется на бирже. При этом в Европе уверены, что торгуемый на бирже газ всегда будет товаром дешёвым и что можно взять модель ценообразования на газ из США и принести в ЕС. И вот тут возникают большие вопросы. На самом деле идея сохранения этой привязки во многом выгодна Европе, потому что она видит ситуацию 2009 года и думает, что так будет всегда. В частности, это связано с ростом поставок из Катара сжиженного газа на европейский рынок. И Европа убеждена, что Катар главной своей задачей ставит вытеснение любой ценой России с европейского рынка и наращивание поставок сжиженного газа, даже если он будет рентабелен на 10 долларов за 1000 кубометров.

В 2009 году это было именно так: Катар увеличил поставки более чем на 100 процентов, а цена на газ на спотовом рынке была крайне низка. Почему это произошло? Соединённые Штаты «подсунули» Катару не совсем достоверные прогнозы развития своего собственного рынка, согласно которому в 2009-2011 годах будет образовываться огромная дыра. Иными словами, спрос будет быстро расти, а производство падать. И за счёт этого образуется на американском рынке окно возможностей, которые мог бы занять Катар. И Катар вложил на основе этих прогнозов деньги в производство сжиженного газа, в создание системы нового танкерного флота. На сегодняшний день именно Катар обладает самыми вместительными танкерами, которые дают огромную экономию на перевозках. Эта страна рассчитывала войти «королём» на Атлантический рынок. И вдруг США, опять же по причине цен, наращивают производство сланцевого газа. Такая опция, я уверен, закладывалась, просто Катару об этом не сообщили, и когда Катар готов был предложить этот газ на рынок, ему просто сказали, что, дескать, мы немного погорячились с прогнозами. И места для вас на нашем рынке пока нет. Катар стал нервничать и думать, куда это сырье пристроить. И пристроил его в Европу. Но это не означает, что Катар в восторге от того, что он при рентабельности доставки и производства газа на уровне 90 долларов за тысячу кубов будет получать 20-30 долларов маржи на этом рынке. Поэтому производителей газа это марксистское понимание ценообразования на рынке газа совершенно не удовлетворяет. Ведь газ – товар, который локализован в мире всего в нескольких государствах.

- К тому же развитие добычи сланцевого газа может оказать существенное влияние на мировой рынок газа. И, наверное, не в пользу экспортных возможностей России…

Это так. Мы видим, что пока только Соединённые Штаты сумели до 15 процентов довести долю сланцевого газа в своём энергобалансе. При этом всего одна статья про то, что сланцевый газ есть в Польше наделала столько шума, что покойный ныне президент этой страны даже успел слетать в Литву и провести переговоры о строительстве газопровода. Там ещё добыча не началась, а люди уже захотели строить трубу в Литву. Такого в мире не бывает: строить трубу, не имея контракта. Другой пример – «Набукко». Почему он не строится? Там нет ресурсной базы. Поэтому мы прекрасно понимаем, что с точки зрения запасов традиционного газа есть Россия, Иран и Катар, которые являются абсолютными лидерами по этому показателю. Россия обладает ресурсом, который востребован в других государствах, и продавать его по принципу себестоимость плюс 10 долларов мы не собираемся. Мы хотим получать за каждую тысячу кубов проданного газа адекватную цену, соответствующую необходимости и востребованности ресурса на рынке. Отсюда и возникает вопрос о том, что и Россия, и Катар задумываются о том, как обеспечить баланс интересов и найти компромисс.

- А возможно ли сокращение добычи газа Россией и другими странами, при учете того, что он поставляется по трубопроводам и это технически сложно, учитывая еще и контрактные обязательства?

- Я не думаю, что речь пойдёт о сокращении производства газа в мировом масштабе. Вообще Форуму стран-экспортёров газа, который сейчас развивается, не стоит копировать поведение ОПЕК. Здесь логика картельного сговора не пройдёт. В чём была суть ОПЕК? В том, что они всё время шантажировали покупателя ограничением предложения и сокращали добычу. В случае с газом более правильным путём было бы распределение объёма поставок с точки зрения рынков. Иными словами, России, Ирану и Катару нужно поделить рынки, чтобы не толкать друг друга локтями. Повторюсь, газ является востребованным товаром, спрос на который в мировом масштабе растёт, и будет расти далее. Причины этого ясны: совершенствуются технологии генерации электричества из газа и коэффициент полезного действия парогазовых турбин. Значит, спрос на газ будет расти в том числе и как на источник генерации электричества. В идеале, мы скорее пересядем не на электромобили, а на газомобили. Но самое главное, если говорить о генерировании электричества, то даже солнечная генерация будет всё дороже природного газа.

Кроме того, развивающиеся экономики Китая и Индии скоро будут крупнейшими потребителями экспортного газа. Ведь в этих странах собственная добыча, которая долгое время обеспечивала полностью внутренний спрос, с этой задачей перестала справляться. В 2008 году потребление газа Китаем превысило его собственную добычу. К тому же теперь Китай уже занимает одно из первых мест в мире как импортёр нефти. То же самое произойдет и с газом. В Европе же будет происходить следующая вещь: с одной стороны я не исключаю, что Европа не будет наращивать потребление газа за счёт энергоэффективности. С другой стороны, на 20 процентов сократить энергопотребление у Европы к 2020 году не получится. Потому что это целая технологическая революция, которая не делается в такие сроки. Поэтому здесь, скорее всего, потребление будет стабильное или немного падающее.

Но ключевая проблема Европы в том, что импорт всё равно будет расти: собственная добыча газа там падает на 10 процентов в год. И это окно возможностей будет постепенно образовываться. Поэтому нам и нужно наращивать будет добычу газа, замещая 10 процентов рынка ежегодно. Это достаточно большие объёмы.

- А возможно ли на данном этапе некое госрегулирование цен на бензин и газ для внутреннего потребления, как это происходит в некоторых странах Персидского залива? Или это останется сугубо рыночным механизмом?

В странах, которые добывают нефть, существуют совершенно разные модели. Вы сказали о модели, при которой идёт компенсация за счёт роста государственных доходов в виде низкой цены на бензин. Но есть и обратные модели. Скажем, на Европейском континенте вам очень сложно будет найти бензин дороже, чем в Норвегии, которая является крупным производителем нефти. С помощью высоких цен там, в том числе, решаются и вопросы экологи.

Я не сторонник того, что государству нужно пытаться цены вывести из рыночного регулирования и зафиксировать на довольно низком уровне. Проблема в другом: ненормально высокие цены на бензин в России объясняются не тем, что рыночное регулирование неэффективно и нужно ввести сюда государство, а тем, что рыночного регулирования и рынка бензина в России не существует. Отсюда и проблема цен. Наши нефтяные компании уже давно поделили между собой страну с точки зрения сбыта бензина. Есть такое понятие, как интегрированная нефтяная компания, которая включает в себя весь цикл: добыча нефти, переработка и продажа его на бензоколонках. Это означает, что в рамках такой интеграции компания сама может устанавливать любые цены, которые ей выгодны, и оптимизировать налоговые выплаты. В России нет независимых производителей, которые имеют свои нефтебазы.

Таким образом, проблема в России заключается в том, что у нас нет рыночных механизмов и биржи, которые запускают, пока не помогают. Нам скорее нужно апеллировать не к опыту стран Персидского залива, где есть такое регулирование. Но и не к опыту Норвегии, а к опыту США. Они хоть и не являются экспортерами нефти, тем не менее – достаточно опытные ее производители. Это третья в мире страна по производству нефтепродуктов. Так почему же в Соединенных Штатах бензин дешевле, чем у нас, при разном уровне доходов? При этом я подчеркиваю, что цена на бензин в России ненормальная для страны – крупнейшего производителя нефти. Секрет в том, что в Соединенных Штатах существует крупная независимая нефтепереработка. Там есть большие предприятия, которые не встроены в систему добычи, переработки и сбыта продукции. Они занимаются только переработкой нефти. И продают бензин любому, кто желает войти на рынок заправочных станций. Поэтому сам топливный сегмент там высоко конкурентен. Отсюда и низкая цена.

Одним словом, главная проблема российского бензинного рынка заключается в его чрезмерной монополизации. Поэтому я выступаю за то, чтобы нам более активно развивать рыночные инструменты, которые могли бы разорвать абсурдную связь между скважиной и колонкой.

- Иными словами, антимонопольное законодательство у нас не работает, а вертикально интегрированные компании чувствуют при этом себя весьма комфортною…

- Увы, антимонопольное законодательство действительно не работает. И все попытки Федеральной антимонопольной службы засудить нефтяные компании проваливаются. Хотя можно найти информацию, что суды выносили позитивные решения, но потом компании обращались в арбитраж, и все возвращалось на круги своя. Кстати в ФАС была идея применить к бензоколонкам правило нового закона о торговле, которое не допускает более чем 35-процентное доминирование на этом рынке. Но нефтяные компании научились в судах доказывать, что это «не наше». Поэтому исключительно методом держания под контролем нефтяных компаний со стороны ФАС проблему не решить. Нужно думать, как развивать серьезную независимую нефтепереработку, которая бы создавала конкуренцию на рынке розничного сбыта бензина.

- Какие выводы сделала российская власть и сырьевые компании после резкого падения цены на нефть в 2008 году? Есть ли у нас запас прочности, если ситуация, не дай Бог, повторится?

- Выводы должно делать не только государство, но и все мы. Нефть не будет сверхдешевым товаром. И ожидать, что она упадет до пяти или десяти долларов за баррель, и будет держаться 10 лет такой дешевой, не приходится. В этом плане у нас есть основания для определенного оптимизма, хотя уже столько доходов от нефти как прежде мы не получим. Основные советские месторождения находятся в стадии падения добычи. И если мы хотим поддерживать добычу на нормальном уровне, нам нужно добывать нефть на Дальнем Востоке, на шельфе. Капзатраты, конечно, при этом будут существенно выше. Но растут они и сейчас. Вообще в бюджет денег попадать столько же, сколько раньше не будет.

Нефтяной комплекс объективно нуждается в значительных инвестициях. И поэтому мы должны разобраться с парадоксами нашего сознания. В нашей голове уживаются две мысли. Мысль первая: во всем виноваты «проклятый» нефтегазовый комплекс и сырьевая зависимость. Мысль вторая: если у нас есть нефтегаз, то где наша рента? А давайте мы ничего не будем делать, зачем?! Тем более что каждый второй рубль имеет прямую нефтегазовую природу. Если вы бюджетник и получаете зарплату или пенсию от государства, то 60 процентов в каждом рубле – прямые доходы от нефтегаза. Этот порочный круг надо порвать.

В 2000-х годах была популярная идея реформировать экономику, в том числе через резкое увеличение налогов на нефтегазовую промышленность. Затем хотели обеспечить переток этих денег в обрабатывающую промышленность, тем самым развивая другие сегменты экономики. Кстати, Минфин и сейчас говорит о том, что надо любой ценой сократить долю нефтегазовой промышленности в нашем ВВП. Но наращивать долю других отраслей можно без уничтожения нефтегазовой промышленности. Государство не сможет увеличить налоговую нагрузку на нефтегазовый комплекс, потому что ему нужны деньги для инвестиций в новые районы добычи. Если добыча будет рушиться в стране, тогда точно никаких денег не собрать.

При этом есть страны, у которых тоже сырья много, но почему-то они сумели создать и другую экономику. Очень ярок опять-таки пример США. Там структура преимущественно сырьевого комплекса была использована для развития других областей. А еще в конце 19-го века в Соединенных Штатах самыми главными отраслями были нефть, алюминий и хлопок. Да и сегодня они добывают столько же газа, сколько мы. Нефти – на третьем месте в мире. Леса заготавливают больше, атомной энергии производят больше в разы, чем мы. Но помимо этого есть и другая экономика. Вот, от этого и надо отталкиваться, на мой взгляд.

- Существуют ли сегодня более или менее объективные сведения о том, на какое время хватит запасов нефти и газа в России на разведанных месторождениях?

- Наука говорит разные вещи. Вплоть до того, что нефть является возобновляемым источником, и в месторождениях она восстанавливается. Только наука забывает сказать, в течении какого времени. Может быть, через миллион лет, может быть, через два. Но вопрос не в этом. Есть разные методики подсчета и статистики. Я бы обратил внимание на западную классификацию. Там запасами называются ресурсы, которые выгодно добывать при нынешнем уровне цен и нынешнем уровне развития технологии. Это два основных критерия, которые означают, что категория запасов не является константой. Главное, каковы резервы по отношению к производству. Мы постоянно ставим на баланс новые запасы, и по прошлому году в России идет опережающее воспроизводство. И поэтому здесь не стоит паниковать относительно каких бы то ни было конкретных цифр, а их называют самые разные, вплоть до одного-двух десятилетий. К тому же важно, что нефти-то в мире все равно больше, чем принято считать. И чем быстрее будут заканчиваться легко извлекаемые месторождения, тем мы быстрее будем переходить к нефти, которая дорога в извлечении. А значит, опять-таки, нефть дешевой не будет. Но ее много.

- И последний вопрос. Все-таки мешает ли нам массовая добыча углеводородов переводить экономику на инновационные рельсы или, наоборот, помогает?

- Перевод экономики на инновационные рельсы не означает, что нужно уничтожить нефтегазовый комплекс. И второй момент: нефтегазовый комплекс – это и есть инновационные рельсы. Поскольку на сегодняшний день в России именно нефтегаз является локомотивом инноваций. Я не говорю, что это правильно. Но это тоже высокотехнологичный сегмент. Нефть добывают не ударом лопаты и фонтанным способом. Сейчас для России задача смещаться на восток и на север, на шельф. Вести шельфовые исследования, как та же Норвегия в Северном море. А ведь для исследования морского грунта используется такие же аппараты, которые применяются, скажем, при исследованиях Луны или Марса. На сегодняшний день на шельфе добывать, все равно, что летать в космос. По сложности это абсолютно аналогичные задачи. А себестоимость проектов составляет десятки миллиардов долларов.

Недавно я был на Сахалине, на заводе по сжижению газа. Это высокотехнологичное производство, где используются новые технологии сжижения и отгрузки газа. Это совершенно фантастический современный комплекс, полностью компьютеризированный. Так что не стоит во всех грехах обвинять нефтегазовую отрасль. Надо чаще смотреть в зеркало и не думать, что наше счастье лежит в уничтожении нефтегаза.

Автор: Илья Харламов

Источник: Голос России, 28.04.2010